Уже сегодня мы сможем увидеть спектакль «Двое на качелях» по одноименной пьесе У. Гибсона — это красивая и яркая история любви двух одиноких людей, хватающихся за случайное знакомство, как утопающий за соломинку. Они настолько разные, что невольно возникает вопрос: смогут ли эти двое быть вместе, несмотря на печальный опыт своих прошлых отношений?
Режиссер Алексей Кирющенко предложил свою интерпретацию знаменитой истории любви. Спектакль уже несколько лет идет в Москве, выезжает на гастроли по всему миру, всегда проходит при полных аншлагах и получает самые лучшие отзывы. В роли Гитель Татьяна Арнтгольц. В роли Джерри харизматичный Григорий Антипенко, актер театра Вахтангова.
Мы пообщались с Григорием Антипенко в день его прилета, он толком не отдохнул с дороги и согласился встретиться.
— Григорий, вы впервые на Кипре?
— Да
— Значит пока спрашивать о впечатлениях о нашем острове рано. Немного прохладно в этом году и ветрено. Надеюсь, погода все же наладится.
Григорий, расскажите немного о спектакле, который мы увидим завтра.
(Немного устало вздыхает)
— Вкратце. Драматург Уильям Гибсон, американская классика, но в принципе уже мирового масштаба классика, потому что признанный драматург во всем мире. И его драматические произведения ставятся уже многие годы на всех сценах мирового театра, поэтому ему рекламу очно делать не надо. Т.е. те люди, которые что-то понимают в театре и в искусстве они знают кто такой Уильям Гибсон и что такое «Двое на качелях». Пьеса о людях, тут ничего такого... я даже не знаю, как его охарактеризовать...
— Ну как вы чувствуете
— Трагикомедия, она написана как драма, классическая драма, даже может мелодрама, если переводить на кинематографический язык. Алексей Кирющенко - режиссер, очень замечательный, ему удалось сделать трагикомедию, что редко удается вытащить из этого материала. Обычно это классическая драма с довольно ровным таким существованием. Здесь же спектакль делится на почти две одинаковые такие части- есть моменты комедийные и потом все скатывается в такую довольно серьезную драматическую историю. И заставляет зрителя задуматься вообще о смысле, о смысле собственной жизни. Потому что такие вещи, которые происходят в пьесе, почти у каждого человека в жизни случаются. Очень часто к нам приходят зрители и говорят: «Ой, вы знаете, в моей жизни была точно такая же история». И таких подходов «вот точно такая же история» было, мы не подсчитывали с Таней, но это достаточно распространенная реакция на наш спектакль. Что лишний раз доказывает, что это классика. Чем и прекрасна классика, она вечна.
— Жизненна.
— Да, она жизненна. Т.е. есть некая схема, некая формула жизни человеческой, человеческого существования, которая так или иначе повторяется из века в век. Эта пьеса написана в 60 е годы прошлого века, но она ничем не устарела в наше время. И я больше чем уверен, что пройдет сто-двести лет и она окажется так же современна, как и сейчас, как и тогда. Потому что тут еще добавить? Какие-то подробности? Это надо приходить и смотреть.
— Расскажите немного о вашем герое. Похожи ли вы чем-то с ним? Не похожи? Что-то откликается, не откликается?
— Ну, оно естественно, откликается. Потому что любой нормальный артист, для него это манок. Вот он прочел пьесу в первый раз, если у него зашевелилось что-то внутри, по непонятным для него причинам. Он мог вообще не переживать еще того, что написано пьесе, в своей жизни. Он мог даже не читать об этом, но подумать о схожей ситуации где-то, но что-то внутри отзывается. Какая-то совершенно непонятная реакция, какой-то электрический разряд. Что позволяет опытному артисту сказать «да». Тоже самое произошло со мной. В тот момент, когда мне предложили эту пьесу, меня ничего не было в жизни что я мог бы или хотел бы проговорить, уже так сказать, обращаясь к своей памяти. Мне абсолютно была непонятна ситуация, но там внутри что-то подсказывало, что она мне почему-то будет близка. И случилось ровно так, как написано в пьесе. Просто, по каким-то таким репейным точкам, очень близкая мне ситуация, которую я тоже переживал, может быть переживаю. И эта пьеса от части, явилась какой-то очень правильной подсказкой. Что нужно и что не нужно, как нужно и как не нужно вести себя в той или иной ситуации. Какие-то такие не вербальные, не буквальные, но какие-то спорные вещи, являются подсказкой для меня в лично моей жизни.
— Т.е. можно сказать что вы какой-то урок даже вынесли?
— Да. Это иногда бывает именно так, иногда бывает совсем непонятно, иногда очень понятно. Допустим мне предложили Отелло, я играл в Вахтанговском театре пять лет Отелло. И я понимал почему. Потому что я в своей жизни, действительно большой такой период жизни переживал такие страсти, мучительные для себя, саморазрушающие. Мне было, о чем говорить, я понимал тему этого вопроса. Я никого не убивал, не душил. (Улыбается) Но степень страсти внутренне была близка к этому ко всему. Я понимал: «Ну вот режиссер увидел это, почувствовал, предложил этот материал». Я на него откликнулся, и мы сделали замечательный спектакль, который просуществовал пять лет. Здесь вот ровно наоборот-ничего не было подобного, но что-то внутри позволило мне предполагать, что на это нужно согласиться, для чего непонятно. Потом жизнь показала, мы же играем уже 7 лет этот спектакль, жизнь показала для чего. Это вот интересный ребус. Актерская история, актерское существование, это очень непростая штука, особенно если относишься серьезно.
— А вы относитесь серьезно?
— Я, да.
— А кто вы больше киноактер или театральный актер? Есть какая-то разница лично для вас?
— Я не разгадал пока эту историю. У меня все начиналось с кино, и кино фактически стало мне трамплином для театра. Т.е. очень большой период времени я снимался нон-стоп. Из картины в картину, иногда по две картины параллельно, и меня не было времени на театр, у меня не было практики театральной. Потом вдруг в какой-то момент появилось очень серьезное предложение «Пигмалион» Хиггинс, это очень серьезная роль, опять же таково мирового масштаба. И вот с этого момента все начало перевешивать в сторону театра. Потому что, во-первых, я встретился с великими артистами, Юлия Рутберг играла мою маму, Сергей Михайлович Колтаков играл Дулиттла старшего.
В холле начинает играть музыка и мы перемещаемся в другое место, тем самым прервав беседу.
— Григорий, получается, что сейчас вы больше углубились в театральную жизнь?
— Да, да. Я не люблю идти по своему собственному следу, не люблю повторяться. Я много говорил о отечественном кинематографе и не хочу повторяться сейчас. Но так сложилось. Были бы хорошие, интересные предложения, наверное, и кино бы не прекращалось. Существовал как-нибудь параллельно, 50/50, или еще в каких-то соотношениях. Сейчас так получилось, что относительно театра, когда мне в театре предлагают играть Отелло и Сирано, ничего подобного в кинематографе у нас в принципе не снимается. Соответственно предложений таких нет. Опускаться ниже такого уровня драматургии, который тебе предлагают, и ты играешь в театре, очень сложно. Может быть пока еще есть внутренние проблемы, с которыми я не справился, может быть когда-нибудь я справлюсь, пойму:» Да, времена... не выбирают...» И прочее, и как-то и со всем смирюсь, буду работать как все артисты, сниматься в сериалах и т.д., но пока это очень сложно. Если это происходит, то происходит конфликтно. Порой мы сложно сходимся с режиссерами, с этим временем. Я лично. Потому что у меня почему-то не хватает творческой составляющей, такой очень сильной. Поэтому я, наверное, не высказывая претензий, уже сам собой, своим видом являю какую-то такую претензию. Люди даже зная, что я никаких претензий не высказываю, но почему-то начинают от меня защищаться. Почему-то это ведет к каким-то неприятным разговорам и т.д. Я думаю, что это какая-то такая внутренняя уже зарядка. Когда человек много лет играет очень серьезные спектакли, это так или иначе складывает его характер. Ну сложно играя Сирано спуститься на уровень нашей сериальной драматургии, если это можно назвать драматургией.
Сейчас к сожалению очень мало хороших сценариев.
— Если говорить о кинематографе, есть ли у вас любимая роль?
— У меня лично?
— Да, ваша личная для себя.
— Ни за одну из моих ролей мне не стыдно. Я очень критично к себе отношусь, но я четко понимаю где я росту, где я в чем-то повторяюсь, и нужно сменить немножко жанр. Но в любом случае это честная работа с моей стороны. Если она не складывается в общую картинку кино, или вообще выпадает, ну не сложилось значит. Ну не хватило, кому-то таланта не хватило, может мне лично не хватило. Чаще всего на себя все это перевожу. Поэтому не могу сказать, что я открещиваюсь от чего-то, нет. Но и не могу сказать, что вот эта работа, да она войдет в аналог кинематографа, какой-нибудь хотя бы медный фонд, фонд российского кинематографа.
— Т.е. в кинематографе нет того, где бы вы выделили, что сами себе нравитесь?
— Нет, это все смоет время. Безусловно это все смоет. И «Не родись красивой» замечательный сериал, который дал мне такой толчок. Как это называется «социальный лифт». Вдруг из ничего. Я только закончил училище. В 2003 я закончил, а спустя 2 года после окончания я стал вдруг известным человеком. Мог уже выбирать что хочу, что не хочу играть. Это довольно серьезный подарок судьбы. Я ни в коем случае не открещиваюсь. Это моя жизнь, которая безусловно мне очень важна, но я адекватный человек.
— А какие роли вам все же больше нравятся?
— Да, ну как? Чем дальше от меня, тем они больше мне нравятся, безусловно.
— А дальше от вас это как? Вы открытый, закрытый человек?
— Я человек закрытый, интроверт, и уже смирился с этим. Бороться с этой природой бессмысленно и не стоит. Это такой склад характера. Понятно, что если мне предлагают сыграть что-то такое совершенно другое, что тоже есть во мне, но то чего я не проявляю в этой жизни ежедневно. Мне безусловно интересно себя как-то попробовать в этих качествах, которые сам пока не проживал, но фантазировал. Я знаю, что я могу.
— А вам там комфортно? В другом состоянии.
— Безусловно. Я играл одесских аферистов, кого я только не играл, у меня порядка тридцати картин точно есть. Сейчас в последнее время я редко обращаюсь в сове прошлое, но если их перечитывать, то там будет картин 30 разных. Преимущественно главных ролей. У меня просто пока не появлялось желания залезать и раскладывать это по полочкам. Это огромный багаж, это огромный пласт жизни и работы. Все это прожито, выстрадано, по-честному, не для зарабатывания денег. Я очень часто об этом говорю. И готов подписаться под своими словами. Я не зарабатываю денег, я просто ценю свой труд. Я не буду вписываться в работу только ради денег, если мне не интересны творческие составляющие. Вот это точно совершенно. Первое-это заинтересованность у меня как творца что-то попробовать для себя, что-то сделать, пофантазировать, желательно потворить, желательно с режиссерами, в тандеме со всей группой. И потом уже только, если я понимаю, что это какой-то коммерческий проект, ну надо же на что-то жить. У меня трое детей, поэтому разумеется я не занимаюсь абсолютным таким альтруизмом. Но это только на втором месте. На первом всегда творчество.
— Григорий, а любимая роль в театре есть? Где вы сам себе нравитесь? В чьей роли?
— Сирано де Бержерак. Это главная роль в моей жизни на сегодняшний день. Это главная роль в моей жизни. При том что Отелло был самый сложный спектакль в моей жизни. Я очень сложно восстанавливался после каждого спектакля.
— Эмоционально?
— Эмоционально и физически. Это был хореографический спектакль. Но т.к. я не балерун и не обладаю такими способностями, и никогда не обладал. И мне было тяжело соответствовать, у меня были очень сильные партнеры. Мне приходилось, может быть, чрезмерно за счет каких-то своих других способностей эти бреши латать, чтобы не быть на их фоне бледным. А я не имел права, я все-таки Отелло. Поэтому это был очень-очень сложный спектакль. Выжигающий. Абсолютно выжигающий. А так-то конечно Сирано. Это мое нутро. Это то, чем я не обладаю, но то что во мне горит. Не претензия к миру, а попытка его, ну что-ли гармонизировать. При том, при всем понимании того, что это невозможно. Что это утопия. Сирано — это же поэт, который пытался мир улучшить. В какой-то момент он понял, что это невозможно. У него от этого начала происходить агрессия, поиск смерти. Это прежде всего от невозможности, от несбыточности осуществить собственные мечты. А он только для этого и был создан, чтобы гармонизировать этот мир. Как любой поэт. Великий. В этом мире. Но никому этого не надо. Два человека на весь Париж. Которые понимали кто это, что это за человек. все остальные воспринимали его как, ну боялись, потому что этот человек мог постоять за себя. Кто-то думал, что это такой своеобразный фрик, любопытный, но опасный. Все остальные боялись. И от этого страха ненавидели, потому что он мог раскрыть их, он их видел. Не боялся говорить им в лицо кто они такие. Поэтому это абсолютно моя, такая внутренняя природа. Я не обладаю смелостью Сирано высказывать людям прямо в глаза, но я компенсирую это своим
— Молчанием? А хотелось бы это как-то высказать? Как бы вы это сделали?
— Ну я высказываю это сцене. Это единственное место где я могу это себе позволить. Сделать так, и буквально как я и хочу это сделать. В своих ролях я в любом случае высказываюсь, выговариваюсь. И говорю не буквально, а авторским текстом. Многие мои персонажи давали мне возможность выговорить то, чего я в силу своей природы выговорить не могу. Ну просто не могу, не обладаю этим талантом пока еще разговаривать.
— А может вы просто не хотите?
— Ну нет. Я по природе деликатный человек. И это такой внутренний конфликт. Желание и невозможность в силу своей природы. Природа такая и она тормозит, и она не дает.
— При всей вашей деликатности вы экстрималите...
— Я не экстрималю. Для меня горы, куда я хожу-это пустыня. Это не средство доказать всему миру что я такой крутой, я никогда не бравирую своими достижениями в этой области. Я вижу кто ходит, кто по-настоящему может называть себя альпинистом. Я никаким образом не пытаюсь поставить себя рядом с ними. Это профессиональные люди, по-настоящему мужественные и серьезные люди, которые отдают этому всю свою жизнь, и порой там и остаются в горах. Для меня горы это место где я разговариваю сам с собой и с богом. Там просто нет лишних. Там никто не мешает. Там можно сойти с ума от тишины. Такая тишина страшная. Эта тишина тебя прочищает. На фоне этой тишины ты понимаешь кто ты есть на данный момент. Пока у тебя хватает смелости остаться с самим собой по-настоящему. Это очень сложный философский вопрос. Это не вопрос сходить в горы и покорить вершины. Я постоянно говорю-покорить никого нельзя. Себя можно покорить. Свои слабости. Как например в Пост. Когда человек может хоть немножечко приблизиться к состоянию тишины и осознанию себя. Кто ты есть в этом пространстве и куда ты вообще идешь. Что ты сделал за это прожитое время и куда ты вообще идешь. На что ты нацелен. И уверен ли ты что то, на что ты нацелен-это правильное движение. Вот, например, сейчас Пост, попробуй себя ограничить в самых простых вещах. И даже в горы ходить не надо. Попробуй в этом ограничении понять кто ты. Способен ли ты обуздать свои страсти? Или страсти тебя настолько поработили что ты не способен на один день отказаться от вкусной еды, к которой ты привык. Это вопрос свободы. Как бы люди не относились к религии, но это вопрос свободы. Подлинной свободы, свободы от собственных страстей.
— А вы свободолюбивый человек?
— Абсолютно.
— Во всех аспектах?
— Я весы по знаку. Меня стесняют замкнутые пространства, стены меня ограничивают, потолки меня заставляют пригибаться, поэтому мен нужно раз в год находиться там, где нет потолков и стен.
— А как надолго вы уходить?
— Насколько выдерживаю. Иногда совсем не выдерживаю. По-разному бывает. Горы — это очень непростая штука. Особенно если ты ходишь на протяжении 20 лет, ты понимаешь, что это не просто какая-то система координат и знаков, которые тебе в жизни подаются и корректируют жизнь. Поэтому я давно уже не хожу за вершины.
— Куда бы еще хотелось сходить?
— Закрыть своего «Снежного Барса»
— Планов много?
— Хватило бы здоровья и свободы от страстей. Туда не пускают только собственные страсти. Они тебя отягощают. Они гирями висят на ногах и не дают взлететь.
Я борюсь со своими страстями. Был период жизни, и он достаточно длинный был, когда я считал, что это норма. Но это не норма для человека. Использовать страсти, зная, что они у тебя есть, как краски в определенных ситуациях, это тоже талант, почему бы и нет. Но быть рабом своих страстей, упаси бог.
— Григорий вы седьмой год играете в спектакле «Двое на качелях», а что бы вы еще хотели сыграть?
— Не знаю.
— Пока ничего интересного нет или нет того чего бы особо хотелось?
— У меня давно есть ощущение что об этом не должен думать артист. Мы не всегда адекватно воспринимаем себя со стороны. Артист должен мечтать, но ни в коем случае не должен на себя натягивать: «Я Гамлет»
— Но что-то же хотелось бы?
— Да, конечно, хотелось бы сыграть Гамлета. Это грандиозный материал. Но это действительно очень серьезно. Но я себя не вижу со стороны. Поэтому для меня мое личное желание встретиться с режиссером, который будет для меня авторитетным, который бы увидел меня в какой-то роли. Которая может будет для меня абсолютно неожиданной, но он убедит меня в том, что я могу сделать это хорошо, и мне захочется пойти на эту авантюру. Наверное, такая схема ближе, чем чтобы я хотел сыграть. Весь мировой репертуар я хотел бы сыграть.
— А вы авантюрист?
— А как же? я в 24 года поменял свою жизнь. Я поступил в Щукинское училище. В 24 года осмелиться куда-то поступить-это серьезная авантюра. Я на нее решился и в 28 лет я закончил. Представляете какой у меня внутренний был заряд чтобы не размениваться по мелочам.
Я не ропщу ни на жизнь, ни на бога. Я абсолютно счастливый человек. И был и остаюсь им.
— Семь лет вы играете Джерри, у вас не появлялось чувства усталости от этой роли? Либо от этого спектакля?
— Нет. Этого нет. Здесь хорошая компания. А от спектаклей бывает. У меня были спектакли, которые я сам лично закрывал. Было у маня такое один раз, когда я понимал-все, закончилось. Там внутри все закончилось. Здесь пока нет. Если наступит такой момент и я это почувствую первый всех остальных я скажу:» Ребята! Все!»
— Т.е. на сегодняшний день пока это все живо и отзывается?
— Это прекрасный материал. Материал, когда играешь, 400 спектаклей сыграли... И я иногда ловлю себя на мысли, что вот этот кусок я только в этот раз понял, как его нужно играть. Здесь я поникаю, а здесь-о, ничего себе! Хорошая пьеса она многослойна. Поэтому здесь нет. Здесь замечательный партнер-Таня Арнтгольц это подарок судьбы. Мы спей очень близки по многим вещам в жизни, нам есть, о чем поговорить. Здесь очень важно чтобы человек рос вместе с тобой. Он растет-ты растешь. И вот вы параллельно растите этот спектакль, некое общее творение. Поэтому нет, здесь нет. Этот спектакль еще поживет!
Рады видеть таких интересных гостей на нашем острове. Желаем Григорию хорошо провесил время, надеемся, что погода все же порадует. Ждем спектакля!
Лана Байбус
Эксклюзивно для CypLIVE
CypLIVE благодарит директора компании «Волшебный мир театра» Светлану Суслову за предоставленную возможность в эксклюзивном интервью.
