Два немецких мальчика сбежали из детского дома, преодолели 6 000 километров и пешком перешли границу Финляндии с Россией. Брели по лесу, отрентируясь на линию ЛЭП, наткнулись на медведя и в конце концов смогли воссоединиться с родителями, получившими у нас статус беженцев. Продлить временное убежище власти им отказались. Если они не смогут обжаловать это решение, то в трехдневный срок им придется выехать обратно в Германию.
Из Эстонии в Латвию, из Латвии в Германию, из Германии в Швецию, из Швеции в Норвегию, из Норвегии в Финляндию, а оттуда пешком, на своих двоих, пересечь границу с Россией. 6 000 км. Именно столько за полгода прошли 12-летний Тайрон и 16-летний Леон Бергфельды для того, чтобы воссоединиться с родителями, на положении беженцев живущими в Санкт-Петербурге.
Несчастная чета Бергфельд год назад скрылась в РФ от так называемой немецкой «ювеналки», отнявшей у них пятерых детей. Долгие годы Маркус и Соня мечтали о том, что однажды откроется дверь, а за ней стоят Катарина, Мишель, Леон и Тайрон...
Только самого старшего сына Нико не будет. Он умер, пока его родители боролись с «ветряными мельницами» системы.
«МК» уже писал о Бергфельдах, получивших временное убежище в России и добивавшихся, чтобы дети жили с ними — читайте материал «Сбежавшая в Россию немецкая семья призвала МИД спасти жизнь сына». Это продолжение истории.
У братьев Гримм есть сказка про Гензель и Гретель, которых разлучили с домом насильно, завели в лес и бросили. Только находчивость Гретель позволила им вернуться, девочка бросала за собой мелкие камешки, по которым удалось найти обратную дорогу. Дети могли быть съедены жестокой ведьмой, заблудиться в чаще, но выжили благодаря своей находчивости и смекалке.
В истории Бергфельдов есть что-то от этой наивной детской сказочки: отнятые насильно у родителей дети, смелые мальчики, не побоявшиеся сбежать от своих мучителей в другую страну, лишь бы найти маму и папу...
Даже спасительные «камешки» тоже имеют место быть: всю дорогу Леон вел гроссбух, бухгалтерию в обычной тетрадке, приклеивал туда — вот он, пресловутый немецкий порядок! — все до единой квитанции из продуктовых магазинов тех пяти государств, которые они пересекли во время своего путешествия-бегства.
Когда их задержали российские пограничники, подростки показали им чеки, доказав этим, что они честные ребята и действительно рвались к нам, в Россию, чтобы встретиться со своей семьей, с которой не виделись много лет. Детей у родителей официально отняли в 2011-м.
Сбежавший из немецкого детского дома Леон Бергфельд дошел до границы с Россией еще в феврале — и дальше ничего. В Нарве он в отчаянии записал видеообращение на немецком языке Путину, просил содействия у министра иностранных дел Сергея Лаврова, уполномоченного по правам ребенка Анны Кузнецовой, депутатов Государственной думы... Но никто не мог ему помочь. Нет таких правил, чтобы иностранным детям, без документов, виз и родителей, разрешать въезжать в Россию. Исключений быть не должно...
Сейчас 16-летний Леон Бергфельд сидит перед компьютером у родителей в Питере, чтобы дать мне первое интервью после побега. Всем своим видом показывает, что взрослые разговоры ему не интересны, но, так уж и быть, он готов пообщаться. «Только не ругайся матом, Леон, — наставляет напоследок мать. — И не кури!» Леон фыркает. Он давно привык ко взрослой и самостоятельной жизни.
С Соней и Маркусом Бергфельд из немецкого города Альсфельда в земле Гессен я познакомилась в феврале этого года. Когда их сын уже два месяца бродил между Таллином и Нарвой, а они ничем не могли ему помочь.
Восемь лет назад они с мужем были обычной немецкой семьей, бюргерами, обывателями. Дети занимались спортом и музыкой. Мать — домом. Отец служил в армии. Летом 2011-го Бергфельдам поступило предложение по линии церкви отдать детей в летний лагерь. «Дети позвонили и сказали, что нашему старшему, Нико, дают какие-то медикаменты от повышенной активности, которые якобы прописал лагерный врач», — вспоминал Маркус.
Это оказался сильнодействующий психотропный препарат. В России он относится к «списку А» запрещенных к употреблению наркотических средств. В Германии его выписывают многим чересчур возбудимым, с точки зрения психологов, детям — как «таблетки для послушания».
Родители высказали резонные сомнения, что такие медикаменты действительно нужны парню. Они и представить себе не могли, что уже взяты на заметку Югендамт — могущественной социальной службой, защищающей права детей, а на деле имеющей право в любой момент изъять ребенка из семьи. Социальная служба знает, что для него лучше.
Югендамт четыре раза подавал иск в суд с просьбой изъять детей у Бергфельдов, трижды суд отклонял этот иск социальной службы и только на четвертый принял положительное решение. Детей отобрали 14 июля 2011 года, 22 июля того же года суд лишил Соню и Маркуса прав на них.
За последующие годы Бергфельды-старшие обошли все инстанции, чтобы восстановить родительские права: Верховный земельный суд, Конституционный суд ФРГ, ЕСПЧ, даже Папе Римскому написали письмо... Бесполезно!
Дети Бергфельдов, бунтуя против системы, бежали из приютов. Их ловили и возвращали. Один из таких побегов закончился трагедией.
Десятилетняя Мишель была изнасилована. Преступника поймали и осудили, но девочка повредилась рассудком, с тех пор она не выходила из психиатрических клиник, родители потеряли контакт с ней.
Вторую дочь, Катарину Бергфельд, также признали недееспособной. Маркусу и Соне удалось выкрасть из приюта двух младших мальчиков, Леона и Тайрона. Вместе со старшим Нико, которому уже исполнилось 18 лет и который мог теперь выбирать свое будущее самостоятельно, Бергфельды бежали в Испанию, где надеялись тихо жить, не привлекая к себе внимания.
«Если бы не смерть Нико, нам удалось бы спрятаться», — восклицает Соня Бергфельд.
Нико не стало 7 февраля 2018 года — в возрасте 20 лет он умер в Гранаде от гемофагоцитарного синдрома, сильно мучаясь. После приема тяжелых препаратов у него была полностью разрушена иммунная система.
Руководство испанского госпиталя обратилось к властям Германии по поводу оплаты лечения Нико, так как у родителей не было денег, а лечение обошлось в несколько сот тысяч евро. О местонахождении беглецов стало известно.
Леона и Тайрона задержали прямо в испанской школе. Маркуса и Соню обвинили в краже собственных сыновей (за такое грозит до 10 лет тюремного заключения). Не найдя другого выхода, они бежали и решили попросить помощи у страны, где слова «ювенальная юстиция» еще не звучат как пожизненный приговор. У России!
Здесь Бергфельдам дали временное убежище сроком на один год. Теперь их с сыновьями, которых немецкие власти забрали прямо из Испании в детский дом, разделяла еще и граница. На этом завершилась первая часть злоключений этой семьи.
«Я старался не есть того, что мне давали в детском доме, так как очень боялся, что мне в еду будут также подмешивать разные препараты, чтобы лишить меня воли», — рассказывает мне Леон. Родителям удавалось пересылать ему деньги на карту, он сам покупал себе продукты, но не выбрасывал квитанции, а наклеивал их на листы обычной общей тетради, чтобы когда-нибудь, когда все благополучно закончится — он искренне верил в это! — по этим документам можно было бы проследить всю его жизнь и путь домой.
В начале этого года Леон снова бежал из детского дома в Тюрингии, где проживал после своего последнего насильственного изъятия. Без вещей, без налички... Удивительно, но до того момента, как эта история в результате публикации в «МК» прогремела на всю Германию, парня не хватились. Что же это за детский дом такой для отобранных по суду у родителей детей, где те еще больше никому не нужны, где за ними вообще никто не следит? «Нам даже не сообщили, что мальчики сбежали, вообще с нами не связались», — удивляется Соня.
«Пусть меня расстреляют, но обратно в этот ад я не вернусь», — заявил Леон матери по телефону.
У него не было четкого плана действий, как можно попасть в Россию, не имея на руках никаких бумаг, кроме пресловутой тетрадки с чеками и свидетельства о рождении. Где-то на середине пути к нему присоединился младший брат Тайрон, которому также удалось сбежать из своего приюта. Мальчикам удалось добраться до Прибалтики.
На деньги, присланные Соней и Маркусом, они через специализированные сайты снимали квартиры на одну ночь, нигде не оставаясь дважды, покупали продукты в магазинах. Кроме как друг на друга, им было не на кого положиться.
Работники консульства РФ одной из прибалтийских стран, к которым пришел Леон с просьбой помочь воссоединиться с родителями, внимательно выслушали его историю и заявили, что не имеют возможности оказать ему содействие в пересечении российской границы, так как у него нет паспорта и визы.
Хорошо, что дипломаты не вызвали полицию, хотя могли бы.
«Сыновьям повезло, что на самом деле никому до них не было дела. Они прошли пол-Европы, и никто даже не заинтересовался ими. Их подбрасывали машины на автобане, и хоть бы кто-нибудь поинтересовался: «Мальчики, а почему вы одни? Может быть, что-то случилось?» — размышляет Соня Бергфельд. То есть с одной стороны — неусыпное бдение государства за плохими родителями, а с другой — совершенное наплевательство по отношению к подросткам, бредущим непонятно куда по ночной трассе.
Ни один из случайных попутчиков даже не попытался сдать беглецов в участок. Хотя, может быть, это и к лучшему. «В конце концов нам с братом осточертело идти неизвестно куда, так не могло больше продолжаться, — говорит Леон Бергфельд. — Мы разработали план, что проще всего пересечь финскую границу, так как оттуда до Петербурга, где жили родители, достаточно близко. Я смотрел по карте».
Всего каких-нибудь пара сотен километров пешком. Беда в том, что у них не было бы второго шанса. Если бы их тормознули на пограничной заставе, то обязательно вернули бы в немецкий детский дом. И тогда они решили попасть в Россию тайно.
В общем-то, это был не единственный вариант для юных Бергфельдов добраться до Санкт-Петербурга. Но остальные выглядели еще более безумными. Например, договориться с моряками и через страну третьего мира, какую-нибудь Венесуэлу, на корабле добраться до России, живя в трюме. Хорошая история для приключенческого романа, но так себе для реальной жизни. И где, в каких океанах и морях искать тех добрых моряков?
Еще один вариант — найти подходящих по внешности и возрасту русских мальчишек или украинских хлопцев, которые пересекут границу на законных основаниях, а потом на территории Германии как бы «потеряют» свои паспорта. Но на самом деле они передадут их Леону и Тайрону, те уедут в Россию, а настоящие владельцы паспортов придут в посольство и скажут, что потеряли все свои бумаги.
Шпионский триллер, и только! Но опять-таки имеющий огромное количество прорех, каждая из которых грозила поимкой и разоблачением: например, почему русские дети совершенно не владеют русским языком.
«Тогда мы решили пересечь финскую границу где-нибудь в дремучем лесу и уже на вашей стороне сдаться российским властям, объяснить им всю ситуацию», — спокойно, как будто бы ему каждый день приходится ходить туда-сюда, объясняет Леон.
Совершать турне в Финляндию напрямую, на пароме, показалось слишком рискованным, там могли приглядеться к беспризорным пацанам, поэтому те проделали огромный крюк: из Эстонии на попутках переехали в Латвию, из Латвии в Германию, из Германии в Швецию, из Швеции в Норвегию, из Норвегии в Финляндию, а оттуда уже совсем пешком отправились нарушать границу Евросоюза. В общей сложности за полгода пути они преодолели 6000 километров.
Да, я понимаю, что в такую историю с трудом верится, но тем не менее вот она, передо мной, — тетрадка с магазинными чеками из пяти стран Евросоюза, которые посетили мальчишки.
«Мам, я все уже рассказал, можно, я пойду?» — бросает Леон. Ему срочно нужно уйти по каким-то его делам, поэтому отдуваться по заключительной части повествования приходится Соне.
«Перед переходом границы они отключили свои телефоны на пять дней, чтобы их никто не обнаружил, даже мы сами не могли связаться с детьми, — продолжает она. — Главное сыновьям было добраться до России и сдаться сотрудникам спецслужб.
Дети брели куда-то по лесному массиву, ориентируясь на линию ЛЭП вдалеке — рано или поздно она должна была вывести их к людям. На дорогу старались не выходить.
Как-то возле ручья мальчики заметили взрослого медведя. Он пошел за ними, но не причинил им вреда. Потом я уже спрашивала у пограничников, не выдумывают ли дети и был ли на самом деле медведь. А те мне ответили, что в трудно проходимых районах специально не отстреливают диких зверей, дают спокойно размножаться, так как там сложно патрулировать людям, а из хищников получаются самые лучшие «пограничники».
Я смотрю на Соню: может быть, она шутит? Но нет, женщина совершенно серьезна. Возможно, над ней подшутили пограничники? Но пусть это останется на их совести — то, что российские рубежи стерегут специально выращенные для этих целей косолапые. Это даже круче, чем мишки с балалайками, курсирующие по центру Москвы.
Конечно, я понимаю, что не все в этой истории могло быть так легко и просто, как рассказывает Соня. Иначе бы границу нарушали все кому не лень. И наверняка было что-то еще, если патруль, наткнувшийся в безлюдном районе на двух голодных, осунувшихся и ободранных мальчишек, совершенно не понимающих по-русски, вызвал начальство, которое их внимательно выслушало, изучило тетрадку с магазинными чеками в евро — «маршрутный лист» Леона домой, по которому можно было проследить каждую точку их пути. И доложило о случившемся уже своему начальству. Вызвали мать Соню...
«Мне сообщили, что дети задержаны, и сказали срочно приехать и взять с собой доказательства, что они мои. На период проверки нам с Леоном и Тайроном разрешили не расставаться. За несколько дней все вопросы были урегулированы, и мы вместе вылетели в Санкт-Петербург».
Наверняка здесь могло быть что-то еще, чья-то помощь, о которой Бергфельды не хотят или не могут говорить, но факт есть факт — мальчишки все-таки встретились с родителями.
Чего только не бывает в жизни! Ювеналка иногда подбрасывает совершенно нереальные сюжеты, на первый взгляд кажущиеся выдумкой. На той неделе, например, Польша отказала в выдаче Швеции россиянина Дениса Лисова, отца трех девочек, которых также изъяли социальные службы, но Лисов выкрал их и бежал.
Все были уверены, что Польша не рискнет ссориться с государством Евросоюза — юных россиянок вернут в Швецию, а Лисов окажется в шведской тюрьме, впрочем, вполне уютной и комфортабельной.
Вот только власти Польши неожиданно приняли совсем другое решение. Денис Лисов остался на свободе и с детьми. У Бергфельдов пока все не так однозначно.
«Мы очень любим Россию и хотим остаться здесь, — говорит Соня. — Понимаете, у вас нет равнодушных. Однажды Маркус, катаясь на велосипеде, упал на улице, и тут же к нему подбежали несколько человек, предлагая помощь. У нас в Германии раньше тоже было так, а сейчас люди всего боятся, боятся проявить искренние чувства, потому что не знают, как это может обернуться против них. Вообще Западная Европа очень изменилась, и не в лучшую сторону, если родители вынуждены воевать с государством за право любить и растить своих собственных детей».
Сейчас будущее Бергфельдов, больших и маленьких, под вопросом. Год законного пребывания в России родителей подошел к концу, а в продлении статуса временного убежища на территории РФ им отказали. Если они не смогут обжаловать это решение, то в трехдневный срок им придется выехать в Германию. Где их всех уже с нетерпением ждут.
Так ради чего мальчишки Леон и Тайрон проделали такой героический и беспрецедентный путь — чтобы снова вернуться «домой»?
КОММЕНТАРИЙ Гарри Мюррея, директора информационно-правозащитного центра: «Трагическую историю семьи Бергфельд я знаю с самого начала, с того момента, как они стали бороться за свободу своих детей.
Удивительно здесь не то, что не смирившиеся с потерей пятерых детей Маркус и Соня не прижились в Германии, а позиция самих немецких властей, на словах декларирующих демократию и защиту прав детей, а на деле - двое мальчиков целых полгода шли к родителям через всю Европу, и ни в одной стране Евросоюза, которые они пересекли, их не остановили.
Да, дети сложные, а какими им еще быть с такой судьбой? Я хотел бы выразить огромную благодарность всем тем в России, кто помогал Леону и Тайрону воссоединиться с родителями, и также надеюсь, что на этом все беды Бергфельдов закончатся и им все-таки разрешат остаться здесь, получить разрешение на временное проживание, найти успокоение, потому что обратно в Германию им возвращаться нельзя. Там это бегство и международный скандал не простят.
Я считаю, что Россия должна дать звонкую пощечину социальным службам Германии и защитить эту семью».
РЕШИЛА ДОПОЛНИТЬ ТЕКСТ еще одной статьёй, от февраля этого года:
В Германии у Бергфельдов отняли детей, Леон сбежал и пытается вернуться к родителям
Екатерина Сажнева, 12 февраля 2019
Соня и Маркус Бергфельды
Когда вы читаете эти строки, в маленьком городке на границе с Россией, прячется мальчик. Ему 15. Он там совсем один. Он cбежал к своим родителям, которые получили убежище в РФ, из детского дома в немецкой Тюрингии. Из семьи его с братьями и сестрами изъяли в 2011 году. Он гражданин Германии. И его ищут немецкие власти.
Леон Бергфельд — один из пяти детей несчастной четы Бергфельд, год назад получивших временное убежище в России. Они известны своей открытой борьбой с ювенальной юстицией. Об их невероятной истории написали многие СМИ.
Сегодня Соня и Маркус Бергфельд умоляют российские власти вмешаться и спасти их ребенка. Теперь уже одного из четырех — старший сын пары Нико умер.
Без денег, без крыши над головой, без документов, сбежавший Леон не знает ни слова по-русски. Он боится, что его могут выдать родине. Так между Россией и Европой он болтается уже дней десять.
«Россия помогла нам, мы надеемся на то, что она поможет и нашему сыну», — через «МК» обращаются Маркус и Соня к российским дипломатам. Свои прошения они разослали во все инстанции, правозащитникам, депутатам в надежде на то, что отзовется хоть кто-нибудь.
«Министру иностранных дел РФ С.В.Лаврову, уполномоченному при Президенте РФ по правам ребенка А.Ю.Кузнецовой...
Ко мне обратились супруги Маркус Бергфельд, бывший офицер вооруженных сил ФРГ, и Соня Бергфельд, граждане Германии, проживающие в настоящее время в Санкт-Петербурге, с просьбой о содействии в защите прав своего сына Леона Бергфельда 22.03.2003 года рождения.
Родители опасаются за жизнь и здоровье своего сына.
В связи с вышеизложенным, учитывая значительный общественный резонанс, вызванный ситуацией, прошу в рамках полномочий рассмотреть прилагаемое обращение и принять возможные меры для защиты прав Л.Бергфельда.
Депутат Государственной думы Сергей Шаргунов».
Шли 90 километров пешком до российской границы
«К немцам, что ли?» — открывает шлагбаум при въезде во двор охранник.
«Странные они люди, я вам так скажу, и зачем только приехали? Там Европа, а тут что?» — скептически кивает он на дверь одного из подъездов.
Перед визитом к Маркусу и Соне Бергфельд меня предупредили, что фотографировать внешний вид их временного жилища, как и сообщать, где оно находится, не рекомендуется в целях безопасности. У себя на родине Бергфельды объявлены в розыск. За то, что вступили в борьбу с государственным ведомством по делам молодежи в Германии, так называемым Югендамтом.
Подобные чиновничьи структуры по надзору над семьями есть во многих странах Евросоюза. Но все же понятие «ювеналка» гораздо привычнее для русского слуха, чем немецкий Югендамт или норвежский Барневарн, нередко изымающие детей из семей якобы для их же блага.
Кстати, не всегда в этих службах работают компетентные специалисты — иногда, об этом пишут в немецких СМИ, исполнителями становятся не слишком квалифицированные кадры и даже сидящие на минимальном заработке. Нравится ли им то, что они делают?
Все помнят русскоязычных немцев Мартенсов, бежавших с десятью отпрысками из Германии в Сибирь, так как папу Ойгена-Евгения посадили за решетку за отказ пускать дочку на занятия по секс-просвещению.
Вся Германия встала на сторону многодетных Мартенсов. С лозунгами «Дайте детям наслаждаться детством» сочувствующие вышли на улицы в Кельне, Дрездене, Гамбурге...
Сами переселенцы, кстати, в России не задержались. И их последующее возвращение стало еще более скандальным, чем отъезд (детали — в материале «Односельчане рассказали, почему «секс-беженцы вернулись обратно в Германию»).
Но в истории семьи Бергфельд из немецкого города Альсфельда в земле Гессен пока что нет ни одной оптимистической ноты, а еще сплошные белые пятна — и даже снег за окном их съемной питерской квартиры белый.
Моего школьного немецкого хватает на минуту светской беседы.
«У вас очень красивый дом», — говорю я Соне. «Спасибо. Мы арендовали эту квартиру. Леон приедет, и у него будет своя комната».
В будущей комнате Леона идеальная, нежилая чистота, какой никогда не бывает там, где есть дети, над застеленной кроватью висит огромная карта мира. Два полушария. Западное и Восточное. Вместе им не сойтись.
В Петербурге Бергфельды приготовили для Леона комнату
В ожидании сына Соня может флажками пометить те государства, которые ей с мужем пришлось пересечь, чтобы оказаться в Санкт-Петербурге.
«Мы не могли вылететь из Евросоюза, так как у нас не было загранпаспорта для пересечения границы. Мы также не могли его оформить в Германии, так как был выписан орден на наше задержание»,— вздыхает Соня.
12 дней они ехали на поезде и автобусе через всю Европу, около 90 километров шли пешком к российско-латвийской границе.
Почти такой же путь на днях проделал их 15-летний сын.
«Полиция ворвалась к нам в 5 утра»
У Сони совершенно потерянный вид. Она говорит так много и обо всем сразу, что наш переводчик по ту сторону What’sApp, австрийский правозащитник Гарри Мурей, умоляет ее вещать хоть немного помедленнее.
Муж Маркус более отстранен. Бывший служащий вооруженных сил ФРГ, он сам будто является частью незыблемого немецкого орднунга, который они с женой осмелились нарушить.
«По статистике, ежегодно в Германии изымают примерно 77 тысяч детей из семей, не выполняющих требования Югендамта», — Маркус подчеркивает, что это может коснуться кого угодно: и полноправного гражданина, и мигранта, живущего на социальное пособие. Любого.
Он говорит, что они сами были совершенно обычной семьей, мать занималась домашним хозяйством. Старший, Нико, увлекался игрой на гитаре. Катарина любила лошадей. Мишель училась в музыкальной школе на флейте. Леон мечтал стать футболистом. А маленький болезненный Тайрон ходил в детский сад.
Семья активно участвовала в жизни местного евангелистского прихода.
Маркус: В 2011 году нам поступило предложение отдать детей в летний лагерь.
Соня: Туда должны были ехать и дети наших друзей. Их просили отпустить евангелическая церковь и гимназия.
Маркус: Но во время разговора по телефону с детьми, находящимися в лагере, мы узнали, что Нико прописали какие-то медикаменты. Что он якобы страдает синдромом гиперактивности. Мы были категорически против.
Соня: Да, когда мы ходили на природу или в лес, Нико частенько лазил по деревьям, и мы считали, что это вполне нормально. Мальчишки должны шалить.
— Что за препарат назначили в лагере вашему сыну?
Маркус: Это был сильнодействующий психотропный препарат. Среди его побочных эффектов галлюцинации, внутричерепные кровоизлияния, повреждения головного мозга. В России он относится к списку запрещенных наркотических средств и психотропных веществ.
У нас его выписывают многим детям, которым ставят диагноз гиперактивность и дефицит внимания, хотя существование этих болезней вызывает в обществе сомнения и споры, но родители не имеют права вмешиваться.
Соня: У вас, в России, многое не так, как у нас. Например, у вас до сих пор остается правом родителей вакцинировать детей. Многие прививки не являются обязательными.
У нас, в Германии, если родители отказываются от вакцинации, это может стать основанием для изъятия детей из семьи. По инструкции прием любых лекарств должны обязательно согласовывать с родителями. Но если родители отказываются, в дело может вмешаться государство. Так что выбора нет.
Бергфельды не хотели давать сыну сомнительные таблетки. На действия руководства лагеря и Югендамта они пожаловались в правоохранительные органы. Это и стало началом конца их семьи. Людям свойственно считать, что что-то плохое может случиться с кем угодно, но только не с ними.
«Я и до этого слышала, что детей забирают не только у неблагополучных родителей, но даже у адвокатов и врачей», — рассказывает Соня. Она говорит, что не очень верила в эти россказни. Пока не пришли к ней самой.
Порядок превыше всего. За сотни лет, с тех пор как существует эта знаменитая формула, так ничего и не изменилось. Ordnung muss sein. Не известно, что произошло раньше: сдвиг в сознании Бергфельдов и то, что они стали в оппозицию к государству, или изъятие детей, что послужило еще большей их радикализации.
В ответ на жалобу многодетных родителей Югендамт четыре раза подавал иск в суд с просьбой изъять детей у Бергфельдов, трижды суд отклонял иск Югендамта и только на четвертый раз принял положительное решение. Детей забрали 14 июля 2011 года, 22 июля суд лишил Соню и Маркуса прав на них.
«К нам домой в пять утра ворвалась полиция, — едва сдерживает себя Маркус. — Дети кричали, сопротивлялись, они не хотели уезжать.
Я пытался их защитить, но нас разъединили насильно. Я был избит. Их отвезли в разные приюты, за сотни километров от дома, чтобы они не могли поддерживать контакт не только с нами, но и между собой».
Официальной задокументированной причиной изъятия младших Бергфельдов стало то, что их воспитывают неправильно, не кормят и что «они одеты не по погоде» — самая частая причина изъятия.
За последующие годы Бергфельды-старшие прошли все инстанции, чтобы восстановить свои родительские права: Верховный земельный суд, Конституционный суд ФРГ и, конечно же, ЕСПЧ...
— В Европейском суде вам тоже отказали?
Соня: Я дошла до Страсбурга всего за год, хотя большинству это удается не менее чем за пять лет. Но, вероятно, они побоялись выносить решение за нас... Отправили дело в Большую палату на рассмотрение, оттуда мы получили отказ безо всяких объяснений.
Они обращались даже к римскому папе Бенедикту XVI, пытаясь передать ему письма от 200 немецких семей, находящихся в похожей ситуации, — конверт был настолько толстый от посланий, что не пролез в личный почтовый ящик Папы.
Маркус потерял работу в армии. Пара организовала по всей стране митинги с лозунгами «Верните нам наших детей!», на одном из которых произошла перестрелка, и Соню тяжело ранили, ей удалили часть почки. Тогда они уехали на Мальту, где жили вместе с четырьмя сотнями своих единомышленников.
Открыто воюя с государством, Бергфельды окончательно настроили его против себя. Они имели полное право поступать так, как считали нужным для спасения своей семьи, но все эти годы их пятеро детей находились по другую сторону решетки.
В России Соне и Маркусу дали убежище на год.
Бизнес по изъятию детей приносит миллионы
Забирая детей, государство одновременно накладывает обязательства по алиментам, которые родители должны выплачивать за содержание каждого ребенка. В случае с Бергфельдами это было 5 тысяч евро в месяц. Умножьте сумму на пять — за Нико, Катарину, Мишель, Леона и Тайрона, получится 25 тысяч евро.
Если алиментщики не отдают деньги, то теряют даже призрачный шанс на воссоединение, к тому же судебные приставы могут описать их имущество. Более обеспеченные слои и платят за содержание своих детей в казну гораздо больше, чем маргиналы.
Кристина Беккер, лишенная дочери Дарьи, рассказывала журналистам, что на бизнесе по изъятию детей делаются миллионы. Возможно, поэтому количество несовершеннолетних, лишившихся родителей по воле государства, с каждым годом растет.
Если в 2005 году 26 000 детей были взяты под опеку молодежного ведомства, то в 2014 году уже более 48 000. В 2015-м — 77 000 детей, по данным Федерального статистического ведомства Германии.
Протестующие против системы были, есть и будут, как и везде, они устраивают свои митинги и пикеты, а толку?
Дети Бергфельдов тоже пытались бунтовать как могли — бежали из приютов. Их ловили и возвращали. Один из таких побегов закончился трагедией.
Десятилетняя Мишель искала дорогу домой и была подвергнута сексуальному насилию. Об этом писали немецкие газеты, преступник был пойман и осужден. Это сильно сказалось на ее состоянии. Раз за разом, год за годом девочку помещали во все новые лечебные учреждения. Все дальше и дальше от дома.
Маркус и Соня не могут сказать, насколько Мишель действительно нуждается в постоянном наблюдении — они не видели ее много лет. «За это время она лежала в 26 психиатрических больницах», — утверждает Маркус.
Я думала, что ослышалась, и переспрашиваю: «Во скольких? В шести?» — «В двадцати шести», — поправляет отец.
Катарине Бергфельд назначен пожизненный опекун, девушка также признана недееспособной.
Обеим сестрам даже по достижении совершеннолетия судом запрещено общаться с родителями. На такое не обрекают и приговоренных пожизненно. Те имеют право на регулярные свидания с родными и могут попросить о помиловании через 15 лет.
Только двух младших мальчиков продолжали отпускать домой на выходные за хорошее поведение, не так часто, раз в три месяца, но однажды Маркус и Соня воспользовались этим послаблением, выкрав собственных детей, они бежали с ними из Германии в Испанию. В тот год на законных основаниях вернулся домой Нико, которому исполнилось 18 лет. Он мог отныне распоряжаться своей судьбой.
Впрочем, за это Бергфельдам предъявили счет об уплате 250 тысяч евро — столько стоило содержание сына в приютской системе.
Сын Бергфельдов Леон пытается вернуться к родителям
Беглецам удалось скрыться от немецких властей в маленьком прибрежном городке. Леона и Тайрона пристроили в частную гимназию.
«Наш Нико! — восклицает отец. — У него была разрушена вся иммунная система, кровь. Все это похоже на побочные эффекты от постоянного многолетнего приема психотропных медикаментов. У нас собраны документы по этому поводу. Каждые три дня Нико требовалось переливание. Его органы отказывались функционировать».
Соня: Треть последнего года своей жизни сын провел в клинике. Я надеялась до последнего, что Нико выкарабкается...
Незадолго до ухода юноша записал видеообращение, в котором обвинил ведомство Югендамт в своем состоянии и рассказал о том, что обращался в полицию с заявлением расследовать их деятельность, — но делу не дали хода.
Нико не стало 7 февраля 2018 года, в Гранаде в возрасте 20 лет он умер от гемофагоцитарного синдрома.
Смерть Нико выдала их тихое испанское убежище. Нельзя покинуть этот мир без того, чтобы государство не узнало об этом. Руководство госпиталя обратилось в посольство Германии по поводу оплаты лечения Нико, так как у его родителей не было денег. Властям стало известно об их местонахождении.
Спустя несколько дней после ухода брата Леона и Тайрона задержали прямо в школе и вывезли на территорию Германии.
Дети очень дружили когда-то
Маркуса и Соню обвинили в краже собственных сыновей (в соответствии со ст. 235 УК Германии за такое грозит до 10 лет тюремного заключения) — какие чувства овладели ими? Растерянность? Отчаяние? Зачем вдруг они отправились искать правду в России?
«Мы доехали до Латвии, до Риги, дошли до вашего посольства, где предъявили свои паспорта с просьбой предоставить нам статус политических беженцев. Сказали, что нас преследуют. Нас доставили до границы. Мы смогли ее пересечь», — говорит Соня Бергфельд.
Им дали временное убежище сроком на год. Сначала Маркус и Соня не знали, как будут жить здесь, что есть и пить, но обустроились, нашли работу через Интернет в западных компаниях, оплачивают съемную квартиру. Они редко бывают в большом мире и за минувший год так и не выучили по-русски ни одного слова.
Леон бежал без вещей и документов
За всей этой историей на заднем плане остается несовершеннолетний мальчик, их сын Леон, он-то как оказался в третьей стране? Я встречаюсь с Бергфельдами накануне первой годовщины смерти их старшего сына. «Леон хотел быть дома с нами в этот день», — объясняет мать.
«Мы не враги своего государства, мы родители, которые просто хотят, чтобы их сыновья вернулись», — уверяют меня Бергфельды. Они говорят, что, пока их история не завершилась хеппи-эндом, не стала прецедентом, не предана огласке на весь мир, у 77 тысяч немецких детей, изымаемых ежегодно у мам и пап Югендамтом, нет ни единого шанса.
Десять дней назад Леон бежал из детского дома в Тюрингии, где проживал после своего возвращения из Испании. Ни вещей, ни документов — ничего с собой... Ночью один на автомобильной трассе.
Все, что Маркус и Соня смогли сделать, находясь за сотни километров, это организовать для него сопровождающего, чтобы одинокий ребенок не привлекал внимания полиции.
По словам родителей, у Леона нет четкого плана действий. В 15 лет так бывает. Он твердо знает только то, чего не хочет. «Пусть меня расстреляют, но обратно в детский дом я не вернусь», — заявил он маме по телефону.
По словам Сони, их самый младший, Тайрон, услышав про побег брата, решил его повторить, но был схвачен полицией. «Тайрона отправили в карцер, пока он не научится вести себя правильно, считается, что у ребенка не в порядке с головой, если он склонен к побегам», — горько усмехается Соня.
Я специально не пишу названия города и даже европейской страны, где в данный момент скрывается Леон. Это может навести преследователей и на его след. А ему и так несладко.
Работники консульства РФ, когда Леон к ним пришел, а он сделал это почти сразу, выслушали его историю и заявили, что не имеют возможности оказать ему содействие, зато с чистым сердцем порекомендовали подростку обратиться в... немецкое диппредставительство, получить там загранпаспорт, поставить в него российскую визу и — вперед к маме с папой. Хотя с Леоном чисто технически они говорили на одном языке, но были людьми будто с другой планеты.
«Мы надеемся, что Россия поможет прекратить страдания Бергфельдов»
Я слушала историю Бергфельдов, думая, кого же она мне при всей своей непохожести зеркально напоминает. Что-то, что случилось совсем недавно, уже у нас.
У россиянки Юлии Савиновских опека отобрала двух приемных детей за то, что она сделала операцию по удалению большой груди. Опека действовала в рамках существующего законодательства. Женщина с подобными странностями, даже если те обусловлены физиологией, не имеет права брать сирот на воспитание.
Юля почти год боролась за возвращение своих мальчишек, затем с оставшимися кровными детьми эмигрировала в ту же Испанию и там совершила каминг-аут, признавшись, что действительно ощущает себя небинарным трансмужчиной, которого отныне зовут Френсис.
Из своего прекрасного далека она теперь призывает российских усыновителей спасти из детского дома Костю и Диму.
Лишенные семьи, проблемные малыши почти разучились говорить, со своими пугающими диагнозами они никому не нужны... кроме самой системы. Которая замрет, поперхнется, остановится, если не будет подбрасывать в свою топку, пожирая без счета, таких вот Костиков, Дим, Леонов... И не важно, в каком государстве находятся ее винтики, действуют ли они, искренне веря, что это во благо, или за один евро в час минимального заработка. В том-то и дело, что нет никакой разницы.
Разрушение семей, индивидуальностей, личностей… Когда, с одной стороны, запрещено быть живым мальчиком, лазающим по деревьям.
А с другой — преступление вести в Интернете дневник от лица трансгендерного мужчины, являясь, по сути, многодетной матерью. Кто решил, что это нельзя? Кто взял на себя право быть единственным правым?
Дайте людям самим выбирать, какими они хотят быть, если этим они не нарушают права других людей.
Юля-Френсис уверяет, что только в Европе наконец смогла дышать и говорить свободно.
Соня Бергфельд уверена, что лишь Россия может ей помочь воссоединиться по крайней мере с одним из детей. Что только здесь заботятся о традиционных многодетных семьях.
Наверное, они были бы удивлены, встретившись и пообщавшись друг с другом.
Хорошо там, где нас нет.
И обе по-своему правы. Жаль только, что говорят они на разных языках. Им бы объединиться...
Гарри Муррей, директор Европейского информационно-правозащитного центра:
- Мы с самого начала следим за ситуацией, которая сложилась вокруг семьи беженцев из Германии в Россию Маркуса и Сони Бергфельд.
Мы считаем, что действия немецких властей можно оценить как откровенное преследование. Мы провели анализ юридической документации, в судебных решениях по делу Бергфельдов есть существенные процессуальные нарушения, например отсутствуют подписи судей, что делает их филькиной грамотой.
Прежде чем обвинять родителей в неправильном воспитании детей, немецкая сторона должна была привести убедительные доказательства их вины. Здесь же была применена грубая сила.
Когда Леон бежал из приюта, полиция у старшей Катарины в поисках брата выломала дверь, ворвалась к ней без ордера. Это противозаконно, на наш взгляд, этим они напугали девушку до слез.
Леон Бергфельд бежал из евангелического приюта не просто так. Он дал показания о том, что неоднократно подвергался издевательствам, травле, избиениям, малолетних воспитанников заставляли выполнять тяжелую работу. Это не первый случай в Германии, когда подобные проблемы возникают в евангелических приютах, куда Югендамт помещает изъятых из семей детей.
Почему это не пресекается? Дело в том, что рассвет этой церкви случился с приходом канцлера Ангелы Меркель, которая сама исповедует лютеранско-протестантскую веру. Видимо, церковники чувствуют поддержку со стороны высшего руководства страны. Сбежавшие дети приходили в полицейские участки, но полиция отказывалась брать у них показания.
Россия является членом Совета Безопасности ООН. Она может и обязана оказать помощь семье, оказавшейся в трудной жизненной ситуации. Мальчик обратился к российским дипломатам за помощью, в том числе медицинской. Мы надеемся, что Россия поможет прекратить страдания Бергфельдов.
Да, Леон Бергфельд не является гражданином РФ, в то же время нормы общего международного права в области защиты прав человека не проводят разграничений между защищаемыми лицами по признаку их гражданства.
