В последнее время Европу принято рассматривать как самостоятельную политическую силу, являющуюся частью коллективного Запада. Концепция упрощенная и как минимум спорная хотя бы потому, что Европа имеет однозначно подчиненное положение по отношению к США.
После второй мировой войны страны Западной Европы фактически оказались в оккупированном положении с той лишь разницей, что на смену нацистской Германии пришли США. Конечно, Америка, которая до войны даже не входила в клуб развитых стран, в середине прошлого века действовала более аккуратно и осторожно, оставляя значительную долю самостоятельности национальным правительствам в решении внутренних проблем. Но уже тогда она заложила фундамент своего влияния на континенте, сформировав военно-политический блок НАТО, в котором играла доминирующую роль де-факто оккупационной военной силы.
Иллюзия определенной самостоятельности в экономических и политических решениях сохранялась у Европейских стран до образования Европейского союза. Да и лидеры европейских стран тогда были на порядок выше нынешних и интеллектуально, и в плане самостоятельности в принятии решений. А еще они, повинуясь принципам классической демократии, прислушивались к мнению своего народа, которое в то время не было подвержено тотальной манипуляции со стороны корпоративных СМИ. Поэтому на общем фоне зарождающейся жесткой натовской солидарности (читай – мягкого оккупационного порядка, поддерживаемого США) возникали прецеденты, доказывающие, что в послевоенной Европе все же существует определенная политическая свобода в понимании, отличном от предлагаемой Америкой интерпретации. В качестве примера можно привести послевоенного лидера Франции де Голля и бурный рост популярности коммунистических партий во Франции, Италии, Греции в 60-е годы. Правда, такая самостоятельность длилась недолго. Быстро осваивающаяся с ролью лидера «свободного мира» Америка старалась сразу же пресекать противоречащие ее интересам в Европе проявления, все больше и больше затягивая петлю своего влияния на шее европейских государств.
Значительная часть государственной самостоятельности была утеряна с подписанием в 1992 году Маастрихтского договора о создании Европейского союза. Согласно этому документу национальные правительства добровольно передавали часть государственного суверенитета обосновавшимся в Брюсселе руководящим органам союза. На первый взгляд, цель была благая – на первом этапе создать единый общеевропейский рынок, где могли бы свободно перемещаться товары, капитал, рабочая сила, а позже, понемногу нивелируя национальную и историческую идентичность отдельных государств, начать строительство некой единой европейской нации.
Естественно, уже тогда в создании ЕС просматривался конкретный экономический интерес наиболее промышленно развитых наций. Законов постиндустриального капитализма никто не отменял. Рвущимся на глобальный рынок корпорациям индустриального севера Европы (Германии, Англии, Франции и Скандинавии) необходимо было подмять под себя рынки в основном аграрного юга, пока там не закрепились их конкуренты из-за океана. А поскольку Англия, Германия и Франция являлись самыми крупными экономиками Европы, то они и оказались в первой тройке бенефициаров евроинтеграции.
С введением единой валюты в 1999 году, а вместе с ней созданием европейского центробанка цель Евросоюза стала очевидна даже непосвященному – создание на континенте системы финансово-промышленного неоколониализма, поддерживающего развитие крупных экономик более развитого севера. Возможно, такая очень напоминающая СССР система, основанная на перераспределении Брюсселем союзных ресурсов, и имела бы некоторый успех, но очень уж разным было экономическое положение ее членов. И цель, в отличие от Советского Союза, была иная – не наивная попытка построить процветающее общество социальной справедливости, а обеспечить немецкие и французские корпорации гарантированными рынками сбыта.
За всей этой экономической суетой расслабившаяся и почувствовавшая себя в безопасности после развала СССР и соцлагеря Европа совсем упустила контроль над развитием внешнеполитической ситуации. На смену сильным и относительно самостоятельным (в рамках натовской солидарности) национальным лидерам 70–80-х годов к власти в континентальной Европе пришли тешащие себя иллюзией евроинтеграции, инфантильные и бесхребетные выдвиженцы корпораций, готовые отдать разжиревшему и жаждущему все большей власти Брюсселю остатки национального суверенитета.
Слабые лидеры неизбежно попадают под внешнее влияние – это одно из правил политики, которое наглядно сработало в Европе. К середине 90-х освоившаяся со своей новой доминирующей ролью Америка заметила активное заболачивание европейского политического пространства и, используя свое возрастающее влияние, фактически подчинила себе правительства континента. Для этого США использовали экономическое и дипломатическое давление, и массу нарытого на новых лидеров компромата, и свое безраздельное влияние на европейские СМИ. Но ведущую скрипку все же сыграло НАТО, которое с падением СССР не только не утратило своего влияния на европейскую политику, но и распространило его на восток, продвинувшись к границам России.
Только в первые годы нашего века к Европе пришло осознание того, что в пылу мелких внутренних склок за влияние в рамках ЕС, которые ей представлялись как большая политика, произошло страшное: и Евросоюз как коллективное образование, и его страны в отдельности утратили свой экономический и внешнеполитический суверенитет, оказавшись в положении вассалов Америки.
Но роль беспомощных и бесхребетных, смотрящих в рот США европейских лидеров в потере Европой политической девственности, конечно же, была вторична. Первую скрипку как всегда сыграла экономика. Введение евро, одной из целей которого было стать равной с долларом мировой резервной валютой, совпало с ростом финансового пузыря, основанного на развитии интернет-технологий. Вместо того чтобы позаботиться об укреплении своей новой валюты, европейские финансисты с головой окунулись в болото спекулятивных сделок на американских биржах и захлебнулись в потоке мусорных финансовых инструментов, бурным потоком полившихся из США в результате развития «новой» экономики (читай – глобальной экспансии американского финансового капитала). Стараясь заработать на вновь открывшихся возможностях, европейские банки с радостью включились в спекулятивную игру, завязывая все больше и больше своих активов на американские финансовые центры. Вместе с правилами этой очень похожей на пирамиду глобальных масштабов игры, центром которой являлся без устали печатающий доллары федрезерв (Система частных банков, выполняющая роль центробанка в США), европейские финансовые институты приняли к исполнению и юрисдикцию США, а с ней и подчиненное положение по отношению к заокеанским партнерам.
Так Европа поставила свою финансовую систему в прямую зависимость от доллара и тем самым лишилась экономической самостоятельности.
С политической самостоятельностью вообще все было просто. Она была принесена в жертву натовской солидарности, а если озвучить бесспорный тезис, что США это и есть НАТО, значит в жертву США. Европейцы стараются не обращать внимания на тот факт, что и теперь даже после развала СССР в отсутствие явного врага и военной угрозы в Европе остаются 64 тыс. американских военнослужащих, размещенных на 21 военной базе.
Хотя оккупация Америкой Европы после второй мировой войны так и не закончилась, а ЕС как целое и каждая из стран в отдельности не обладают суверенитетом для принятия независимых от Вашингтона решений, в международном раскладе сил Европа все же является ключевым игроком. Причин тому несколько.
Экономика Евросоюза с совокупным ВВП в 15 трлн. евро является 3-й в мире после США и Китая. Тут следует снова обратить внимание на то, что евроэкономика прочно завязана на США. Ее финансовая система полностью зависит от доллара. Взаимное проникновение американского и европейского капиталов очень велико, причем со значительным перевесом в пользу американцев. США являются критически важным рынком для крупнейших европейских производителей. Это значит, Вашингтон имеет на европейские правительства мощный рычаг влияния в виде тарифов и пошлин. Такое положение дает Америке возможность манипулировать состоянием европейской экономики в своих внешнеполитических целях. Тем не менее ЕС все же обладает огромным влиянием на сбалансированность глобальных рынков и является одним из основных факторов их стабильности.
Европа является военно-политическим сателлитом США и основным театром активности НАТО, где расположена значительная часть его военного потенциала.
Англия, Франция – постоянные члены совбеза ООН. Эти страны вместе с США, по сути, обладают там большинством, позволяющим уверенно блокировать все противоречащие их интересам инициативы и навязывать свою политическую повестку.
Подконтрольные США европейские правительства составляют так называемый «коллективный запад» – серьезную политическую и идеологическую силу, способную через СМИ и международные организации манипулировать мировым общественным мнением.
И, наконец... Европа рассматривается Вашингтоном как антироссийский авангард и потенциальный театр военных действий, на котором может развернуться конфликт с Россией.
Как и США, Европа находится в стадии трансформации капитализма, но между ними есть некоторые серьезные отличия. В основе американского постиндустриального капитализма лежит опирающийся на доминирование доллара, имеющий глобальные интересы финансовый сектор. Финансовые институты являются локомотивом международной экспансии США, именно они тянут за собой корпорации производственного сектора и отрасли высоких технологий. Европа же опирается именно на промышленное производство, а завязанный на спекуляции в США финансовый сектор выполняет вторичную, поддерживающую функцию. К тому же европейский капитализм за редким исключением не имеет глобальных амбиций и в основном является региональным. Однако это не мешает ему, когда появляются благоприятные возможности, быстро проникать на другие рынки (Китай, США, Россия), успешно конкурируя там с американскими компаниями.
Трансформация социально-экономической системы принесла Европе и свойственные ей противоречия, которые очень неудачно наложились на политическую незрелость Евросоюза, отсутствие в Брюсселе сильных, самостоятельных лидеров и существенную разницу в экономическом развитии стран-членов. Такая ситуация породила клубок системных проблем, решить которые будет очень непросто.
За 27 лет своего существования ЕС не удалось сформировать монолитную политическую среду. Национальные интересы все еще играют ключевую роль в решениях правительств отдельных государств. Одни страны используют их для выколачивания средств и дотаций из союзного бюджета (Испания, Ирландия, Греция), другие – для увеличения своего политического влияния (Англия до выхода, Италия, Польша).
В последнее время во все большем количестве европейских стран просматривается растущий запрос населения на продвижение правительствами национальных интересов. Причиной тому является неэффективность и нерасторопность огромного аппарата брюссельских чиновников, полностью оторванных от жизни и интересов большинства европейцев. По мнению евробюрократов, они заняты выполнением высокой функции – выстраиванием совершенной политической и экономической архитектуры Европейского союза – и не опускаются до проблем, заботящих население ЕС. Поэтому брюссельские чиновники не хотят замечать центробежные процессы, а если и обращают на них внимание, то не имеют достаточной воли, чтобы предложить кардинальные решения, способные развязать нарастающий клубок противоречий. Такое очевидное бессилие и непопулярность Брюсселя подталкивает наиболее активные государства к рассмотрению варианта о переформатировании или даже выходе из Евросоюза и ставит принципиальный вопрос о его состоятельности.
Политические процессы осложняются активным нежеланием титульных народов расставаться со своей национальной идентичностью и становиться неким бесформенным общеевропейским этносом. Несмотря на беспардонное навязывание общеевропейских псевдолиберальных «ценностей», в ключевых странах приоритетное место до сих пор занимают национальные культурные и религиозные традиции.
Впрочем, процесс приведения к единому знаменателю народов Европы идет своим чередом. На смену послевоенным поколениям, еще не утратившим способность самостоятельно мыслить и критически воспринимать окружающий мир, приходит поколение послушных, воспитанных либералами на ложных ценностях миллениалов (поколение, родившееся в конце ХХ века). В Европе, как и в США, через десятилетие этот возрастной пласт будет составлять подавляющее большинство избирателей. Тогда работу псевдолибералов по созданию послушного стада, обслуживающего постиндустриальную элиту, можно будет считать законченной. А до тех пор в большинстве европейских государств существует значительный риск расшатывания ситуации наиболее активными социальными группами вплоть до смены правительств и пересмотра позиции по членству в ЕС («желтые жилеты» во Франции, «Эгида» в Германии, национальные движения в Скандинавии).
Народное недовольство подстегивается бесконтрольным процессом миграции из Африки и стран Ближнего Востока, а также быстрым изменением этнического состава развитых европейских стран. Происходит это при фактическом отсутствии ассимиляции и интеграции мигрантов в общество. Сбитые с толку псевдолиберальной концепцией личной свободы и развития молодые коренные европейцы, которым вбили в голову, что физиологические и психические отклонения вроде трансгендеров и ЛГБТ являются нормой, не спешат образовывать семьи и заводить детей. В то же время семьи мигрантов не утруждают себя контролем рождаемости, рассчитывая на щедрые пособия на каждого ребенка. Серьезные исследования о том, когда титульные нации в крупных европейских странах станут меньшинством, в свободном доступе отсутствуют. Правительства считают такую информацию закрытой, обращая внимание лишь на то, что при сохранении текущей динамики рождаемости это неизбежно.
Какую политику будут проводить ставшие большинством африканцы и арабы с европейскими паспортами? Какие законы будут принимать? Будут ли так же лояльно относиться к коренным народам, как те сегдня относятся к ним? Этими вопросами задается все больше и больше людей в ЕС.
Не лучше обстоят дела и в экономике Евросоюза. Концепция единого экономического пространства, в котором промышленный север развивается, используя аграрный юг и слаборазвитые страны бывшего соцлагеря в качестве рынка сбыта своих товаров, неплохо работала на протяжении первых 20 лет. ЕЦБ (Европейский центральный банк) усердно печатал евро, щедро кредитуя юг и восток Европы для того, чтобы они могли покупать продукцию, произведенную на фабриках Германии и Франции. Заявки правительств Южной и Восточной Европы на перекредитование прошлых обязательств по поддержке социальных программ (пенсии, зарплаты, соцвыплаты, все, что обеспечивает потребительский спрос) рассматривались без промедления. При этом для того чтобы предприятию, скажем, в Греции получить европейский кредит на развитие крупного промышленного производства, нужно было потратить в разы больше времени и сил без особых шансов на успех.
Финансирующий экономику ЕС север не заинтересован развивать промышленность и плодить конкурентов на своих рынках сбыта.
Наиболее трагичной оказалась судьба стран Восточной Европы. Доставшийся бывшим социалистическим странам после развала СЭВ (Совет экономической взаимопомощи – возглавляемый СССР экономический союз европейских социалистических стран) значительный индустриальный потенциал был успешно уничтожен после их вступления в Евросоюз. Сделано это было для того, чтобы те не тешили себя иллюзией экономической самостоятельности и исправно исполняли роль аквариумных рыбок, которым с неба (из Брюсселя) сыплется корм (дотации, кредиты).
Возможно, печатный станок ЕЦБ работал бы без сбоев еще довольно долго, но в 2008 в США случился финансовый кризис, больно ударивший по увлеченной спекуляциями на американском рынке банковской олигархии Евросоюза. Он вскрыл зависимость финансовой системы ЕС от доллара и ускорил негативные процессы, связанные с аномально высокой закредитованностью некоторых государств. Несколько стран: Греция (госдолг 181% от ВВП), Ирландия (госдолг 84% от ВВП), Испания (госдолг 98 % от ВВП), Португалия (госдолг 127% от ВВП) и даже самая развитая страна юга Италия (госдолг 132% от ВВП) – оказались на грани дефолта. Вопросы по устойчивости экономики возникли и к Франции с ее долгом в 99% от ВВП и Германии (госдолг 65% от ВВП). Для каждой страны уровень «безопасного» внешнего долга рассчитывается отдельно, но в большинстве случаев он не должен превышать 40% от ВВП.
Здесь следует отдать должное ЕЦБ, который пусть с запозданием, но все же среагировал на нависшую угрозу краха финансовой системы Европы. Он принудил правительства сократить расходы и включил печатный станок, выплеснув на горящий рынок 2,6 триллиона евро.
Пожар был потушен. Но системные проблемы остались. Основные из них: существенная разница в экономическом развитии государств ЕС, колоссальные долги и чрезмерный дефицит бюджета большого количества стран-членов. Сколько продержится хрупкий баланс в евроэкономике, не берется прогнозировать никто. Многие аналитики сходятся во мнении, что следующего финансового кризиса Евросоюз не переживет. В случае резкого сокращения экономик существует серьезный риск, что государства юга начнут покидать еврозону и возвращаться к национальным валютам, позволяющим им большую гибкость в решении финансовых проблем (за счет девальвации и инфляции).
Самое интересное, что такая ситуация может быть спровоцирована Вашингтоном искусственно. Нынешний американский президент открыто заявляет, что видит в Европе экономического конкурента, что недоволен 150-миллиардным профицитом Евросоюза в торговле с США. Учитывая зависимость еврозоны от заокеанских финансовых рынков, вполне можно представить себе сценарий, в котором Америка запустит контролируемый процесс сдутия одного из финансовых пузырей, в изобилии присутствующих в долларовой экосистеме, для того, чтобы вызвать обвал на европейском рынке.
Решению экономических проблем ЕС могло бы помочь расширение экономических связей с Россией вплоть до мягкой интеграции. Россия с ее огромным рынком, ресурсами и Европа с ее технологиями могли бы составить экономический союз, которому в мире не было бы равных. Но предотвращение сближения Европы (особенно Германии) и России всегда было одним из внешнеполитических приоритетов США, который они успешно реализовывали через подконтрольную им европейскую политическую элиту.
Вдобавок к накапливающемуся экономическому напряжению Евросоюз находится в очень уязвимом положении с точки зрения внутренних процессов. Население крупных западноевропейских стран объективно более образованно и более социально активно, чем в США. Люди еще помнят вкус реальной демократии, а влияние СМИ на общественное мнение хоть и велико, но еще достигло таких гротескных масштабов, как в Америке. Сильно в ЕС и профсоюзное движение, которое в рамках остатков социалистической демократии, установившейся во многих странах Европы в конце ХХ века, пока еще активно пытается защищать права трудящихся. Не изжила себя и практика публичного выражения недовольства. В большинстве стран Евросоюза граждане считают вполне нормальным активно выражать свою позицию по интересующим их проблемам, а также высказывать несогласие с действиями властей путем массовых социальных акций, таких как забастовки и манифестации. Благо поводов для этого более чем достаточно.
Вот лишь некоторые из них.
Ухудшающееся экономическое положение большинства европейцев, которое является результатом политики жесткой экономии и затягивания поясов, проводимой Брюсселем в рамках борьбы с последствиями кризиса 2008 г. Большая часть из напечатанных ЕЦБ в это время денег пошла на рекапитализацию (спасение от банкротства) крупных системообразующих банков. Сделано это было в расчете на то, что банки передадут дополнительные средства вниз по финансовой цепочке, и они в виде кредитов дойдут до предприятий и потребителей, тем самым дав толчок производству товаров и спросу на них. Но, руководствуясь законами либерального рынка, банки пошли по другому пути и инвестировали полученные на льготных условиях средства в спекулятивные инструменты или же просто разместили их на депозитах, заняв выжидательную позицию. В результате до населения и предприятий средства не дошли и экономическая ситуация не улучшилась. Граждане, естественно, недовольны такой политикой и открыто об этом заявляют.
Одной из черт постиндустриального капитализма является углубление расслоения общества, его разделение на элиту, поддерживающую ее структуры, и рабочие «низы». В Европе этот процесс идет значительно более болезненно, чем в США, из-за гораздо большей вовлеченности правительств в обеспечение социальных льгот для своих граждан. Привыкшее к европейскому варианту социализма население не хочет мириться с тем, что богатые становятся богаче, а бедные – беднее, что когда-то обширный средний класс быстро сокращается, что экономическое бремя в виде налогов и урезания социальных пособий ложится на простых людей. Европейцы видят эту нарастающую несправедливость и не готовы мириться с ней.
К череде неудач, приведшей к растущей непопулярности Брюсселя, можно отнести и «национальный вопрос», т. е. создание единой европейской нации, толерантной (читай – безвольной) и принимающей «общечеловеческие ценности» (читай – ценности псевдолиберальные). Значительное число европейцев, особенно граждан крупных стран, составляющих костяк Евросоюза, не спешат приобщаться к безликой массе, формируемой брюссельскими бюрократами по заказу глобальных корпораций. Национальные традиции и уклады все еще занимают ключевое место в культуре большинства стран. Но, как уже упоминалось выше, «либералы» играют вдолгую, успешно взращивая на подконтрольных им соцсетях и СМИ послушное поколение безвольных, инфантильных интеллектуальных и эмоциональных вырожденцев, не имеющих собственного мнения и не знакомых с реальной свободой, которой так гордилась Европа конца прошлого века.
Не добавляет стабильности и проблема миграции, резко обострившаяся в последние годы из-за наплыва беженцев из стран Ближнего Востока и Африки. Неспособность Брюсселя контролировать мигрантские потоки или даже выработать хоть какое-то подобие единой эффективной политики провоцирует рост популярности националистических партий.
Описанные выше проблемы лежат на виду. С ними европейцы сталкиваются каждый день. Кроме них есть и более глубинные, не столь заметные, но чрезвычайно важные факторы, осложняющие ситуацию в Евросоюзе. А именно: личные амбиции национальных лидеров и высших брюссельских чиновников, несовершенство политической и экономической структуры ЕС даже с натяжкой не тянущей на дисциплинированность, огромное, но неафишируемое влияние НАТО на политику ЕС, глубокое проникновение во власть американских спецслужб, способных влиять на принимаемые решения.
Все больше и больше политиков признают тот факт, что сейчас нарастает раскол в обществах ключевых для выживаемости Евросоюза государств (Германия, Франция, Италия, Испания) по обозначенным выше линиям: Брюссель – местные правительства, богатые – бедные, консерваторы – либералы, националисты – глобалисты, коренное население – мигранты с юга. Результаты этого разлома мы можем наблюдать каждый день. Это выход Британии из ЕС, восстание «желтых жилетов» во Франции, рост популярности правых партий и массовые выступления против мигрантов по всему Евросоюзу.
Критическая масса проблем в Европе неумолимо нарастает и, похоже, брюссельская верхушка либеральных технократов не имеет представления, как с этим бороться. Это означает, что риск распада союза увеличивается с каждым годом. Он может не пережить следующую волну экономического спада или серьезный политический кризис в любой из основных стран.
Выводы
При усилении существующих противоречий ослабление (вплоть до распада) Евросоюза неизбежно. США, видя в ЕС экономического конкурента, будут этому способствовать. «Либеральные» политические элиты продлжат жертвовать интересами своих народов, проводя разрушительную для Европы внешнюю политику, навязываемую США. Следование агрессивной политике Америки может превратить Европу в театр военных действий конфликта США – Россия. Ситуацию может изменить приход к власти в ключевых странах консервативных националистических правительств, способных отстаивать интересы своих государств и проживающих в них коренных народов.
(Выдержка из цикла лекций по международному положению)
