Большинство людей, подавляющее большинство людей, от грехов избавляться не хотят. Потому что грехи – они очень приятны, они родные, они любимые.
Самый распространённый у нас грех – это осуждение. Мы постоянно осуждаем других. Почему? Нам это делать нравится. Даже всякие хитрости придумываем: "Это я не в осуждение, а в рассуждение". Самый любимый объект для нашего упражнения – это духовенство. То, что они рассказывают, как надо, сами ничего не делают. А нам очень приятно, что мы не хуже, а лучше. И некоторые так говорят: "Паче сана". То есть я его осуждаю не как священника, а как человека, который согрешает. Человек на всякие хитрости пускается, лишь бы ему погрешить. А что за сладость такая в этом – осудить другого? Очень просто – потешить свою гордость. Когда я говорю о том, какой некто плохой, или не говорю, а молчу, да покачиваю головой, тем самым я возвышаюсь, я головой машу, как крылами, которые меня возносят над ним. То есть, он – никчёмное барахло. Другое дело – я. "Я не таков, как прочие люди" (Лк. 18, 11), нет, я такой хороший! И это тешит человека. Почему? Потому что есть гордость, а всякая страсть нуждается в пище. Страсть чревоугодия нуждается в конкретной пище: жиры, белки, углеводы, микроэлементы, витамины. А страсть гордости нуждается в осуждении.
Страсть гнева питается тогда, когда мы гневаемся на кого-то. И когда нам нужно оправдать себя в гневе, мы говорим: "Но он же меня довёл!" А представь себе, что на твоём месте будет преподобный Сергий Радонежский. Он бы его довёл? Нет. Значит, причина-то не в том, что он довёл, а причина в том, что ты не Сергий Радонежский, а что ты обыкновенный, бедный, гневливый человек, исполненный страстью гнева, который, бедненький ты мой, есть смертный грех. Поэтому ты через свой гнев душу погубляешь. Не через то, что он тебя довёл, а через то, что гневливый. Даже если тебя запереть в келье на месяц, может кончиться тем, что ты будешь предметы швырять в паука, который не там паутину сплел. Гнев – он найдет себе возможность. Никуда не денешься. Некоторые мечтают, особенно по молодости: вот куда-то уеду, в какой-то скит, там будет тихо, птички петь будут, и там я не буду гневаться, не буду раздражаться. А комары? А смена погоды? А плохое самочувствие? А ногу на сучок напорол? Всегда будет повод и выматериться, и ещё кого-то осудить из прошлого. Накинутся воспоминания, и ты будешь с утра до вечера проклинать и этого, и того, и все мысли будут проходить не в молитве, а в том самом осуждении. Страсть гнева будет шибче душить, чем если бы ты жил в центре Москвы, потому что в скиту-то бесы разгуляются, нельзя будет отвлечься. В Москве хоть телевизор включил, футбол посмотрел. Но и здесь – осуждение: судят не так, играют не так, тренируют не так, болельщики ведут себя не так, и телевизор мелькает – всё не так. И поздно показывают – опять не так. Потому что это внутри нас. И куда бы ты это в себе ни увёз, ты увезёшь это вместе со своим внутренним багажом.
