Трудно учиться, стараться, вникать и, самое главное, верить. Безумцу легче поверить в то, что он Гай Юльевич Цезарь, чем в то, что в книге Новый Завет ему даётся путь к спасению. Как мальчику, который играет сабелькой деревянной, легче поверить в то, что он казак или Александр Невский, или ещё кто-то. Но такое детское безумие совершенно простительно и естественно: это болезнь роста, когда человек видит окружающий мир и имеет о нём совершенно какие-то фантастические представления. Потому что ребёнок путает два мира – мир реальный и мир, который он черпанул из книги. У него там, в мозгу, всё это перемешивается, и непонятно, где он находится, ему самому. Тот мир, который ему понравился – он туда прямо окунается с головой, обычно это всякие увлекательные… вроде фантастики. Он лучше знаком с миром всяких эльфов, гоблинов, нежели просто с картой того города, где он живёт. Это безумие? Разумеется. Но что для ребёнка простительно, то для старика-пенсионера – уже нет. Послушаешь иного взрослого человека – что он плетёт, какие у него в голове вообще соображения, что он вообще "твёрдо знает"… Это, конечно, очень печальное зрелище.
И поэтому совсем, конечно, не все идут за Христом. Большинство людей послушно танцует под дьявольскую дудку: это проще, привычней, это весело, это безответственно. Единственно, конечно, есть такой привкус: эти танцы всегда кончаются очень плохо. Как очень часто детские игры кончаются дракой.
Игры взрослых тоже очень часто кончаются дракой. Всё моё детство я был в гуще этих событий. Вот седьмое ноября: все закупают водку, начинают пить. Потом начинают громко разговаривать, потом орать, потом слышишь уже звон посуды, потом крики "Убивают! Помогите! Вызовите милицию!" Потом приходит пьяная милиция. И каждый раз – в Новый год, седьмого ноября, первого мая, – всегда один сценарий. А почему один сценарий? Дудка одна и та же, ноты одни и те же, тот, кто на этой дудке играет эту плясовую, то же самое: посмотришь вниз – копыта, чуть повыше – хвост, совсем высоко – клыки, на самом верху чего? Рога. Вот он и играет, а эти бьют рожи, кто-то за что-то острое схватится – тюрьма. Потом он приходит, встречают, опять пьянка, опять милиция, и так далее. И это постоянная такая жизнь. А другой жизни человек не знает, и ребёночек вырастает в этом: "я хочу быть как папа". В девять лет у него уже папироса в зубах, в десять уже чего-то начинает красть на школьной вешалке, учителя матом посылать… Ну, а в четырнадцать – первая ходка, всё "как папа". Вот, собственно, такая жизнь. Хочет человек такого, не хочет? Выход рядом, очень близко.
