О «людях, выбросивших телевизор» в 90-е, нецерковном искусстве и кинематографе в жизни христианина и о том, почему важно правильно переоценивать свои ценности, миновав период неофитства, рассуждает настоятель храма в честь святых первоверховных апостолов Петра и Павла г. Саратова игумен Нектарий (Морозов).
До своего прихода в Церковь человек, как правило, живет, ориентируясь в большей степени на то, что доставляет ему удовольствие, выгодно для него, приятно ему. Спектр его увлечений может быть очень широким — от каких-то вполне невинных занятий до совершенно порочного времяпровождения. Когда же человек всерьез обращается к Богу, то совершенно естественно, что в ходе воцерковления происходит переоценка всей прежней жизни, и человек начинает отсекать то, чего в его новой, христианской жизни быть уже не должно. Во времена первых христиан люди, приходившие креститься, сжигали колдовские книги, с которыми они прожили значительную часть своей жизни; подобное порой происходит и сейчас: человек может отказаться от ночных клубов, от употребления алкоголя в неумеренном количестве, от какого-то явно греховного способа заработка. Всё это, безусловно, и оправдано, и необходимо.
«В жизни такого прихожанина образуется самый настоящий вакуум, потому что из его жизни ушли все те интересы, которыми он жил прежде, а взобраться буквально одним рывком на вершину, где всё его существование наполнит жизнь с Богом, он оказывается не готовым»
Но бывает так, что человек, переступив порог храма, начинает отказываться и от того, что, по большому счету, не является чем-то страшным, греховным, но оказывается в его сознании совершенно несопоставимым с его новой жизнью в Церкви. Это, к примеру, отказ от «светской» литературы, кинематографа, от занятий спортом, каких-то хобби — например, коллекционирования. Безусловно, и в этом человек волен, но к чему это нередко приводит на практике? К тому, что в жизни такого прихожанина образуется самый настоящий вакуум, потому что из его жизни ушли все те интересы, которыми он жил прежде, а взобраться буквально одним рывком на вершину, где всё его существование наполнит жизнь с Богом, он оказывается не готовым. Зачастую в результате всего этого разрушаются и его социальные связи, поскольку отвергается всё то, что прежде было темой разговоров, областью совместной деятельности с людьми, составлявшими круг его общения. То есть человек, придя в храм, сперва как-то очень быстро и сознательно разрушает всю ту жизненную базу, которая у него была, а потом оглядывается вокруг себя и не может понять, как ему дальше жить.
В чем здесь ошибка и о чем нужно помнить, чтобы ее не совершать? Как говорят святые отцы, по отношению к нашему спасению всё, что нас окружает, делится на три категории: полезное, вредное и нейтральное. Совершенно очевидно, что вредное из своей жизни нужно удалять, полезное в ней должно присутствовать, а вот нейтральное должно быть тем, к чему мы в той или иной степени обращаемся — в той степени, в которой оно нашу жизнь обогащает. Никто не говорит, что нужно взять и очистить свою жизнь от нейтрального.
Безусловно, мы видим примеры жизни древних подвижников и знаем, что многие из них подвизались буквально среди голых скал, в пустыне. Но мы должны понимать, что туда приходили люди, подготовленные к тому, чтобы по этому пути восходить, а человек неподготовленный, не рассчитавший своих сил, там попросту погибнет.
Можно провести такую аналогию: не все люди ходят в горы, а среди тех, кто ходит, кто-то занимается горным туризмом, а кто-то — альпинизмом, это совершенно разная степень напряжения и разные риски. Если это перенести на жизнь христианскую, можно сказать, что человек должен сначала привыкнуть к жизни на равнине, потом перейти к горному туризму, а потом уже, возможно, думать об альпинизме. Иначе можно просто в какой-то момент сорваться: когда человек сразу запрещает себе всё то, что в его состоянии, может быть, запрещать бы и не стоило, он как бы сжимает некую пружину, и эта пружина потом в какой-то момент со страшной силой распрямляется, и человек впадает в такие грехи, которых не совершал даже до прихода в храм. Такова бывает сила противодействия излишне жестким запретам, а вернее, соединение двух сил — собственно человеческой и бесовской, вражеской. Причем враг может даже подталкивать человека к такой чрезмерной ревности, понимая, что в конечном итоге его добрая христианская жизнь в этом недобром пламени сгорит.
Помню, как однажды, в самом начале 90-х, мне — тогда еще новоначальному христианину — довелось побывать на выборах членов приходского совета. Кандидаты в новый состав кратко рассказывали о себе, и мне очень запомнился тогда один мужчина, который, перечисляя вехи своего воцерковления, говорил: «В таком-то году я пришел в храм, в таком-то — выбросил телевизор, в таком-то — избавился от библиотеки…». Оставалось только еще книжный шкаф топором порубить… Для того времени и для того состояния церковной жизни это было довольно типично и даже как-то трогательно — такое кардинальное «отречение от телевизора» является характерной чертой неофитства, а неофитами тогда было абсолютное большинство наполнивших храмы людей. Но то, что с нами происходит в неофитстве, мы должны обязательно, став уже в полной мере церковными людьми, христианами, подвергнуть пересмотру. Не все неофитские привычки в нашей жизни останутся, не все они будут нам полезны. Это можно сравнить с костром: когда его разжигают, то используют различные жидкости для розжига, чтобы ни влага, ни ветер не затушили разгорающийся огонек, но когда костер уже горит, никто не плещет туда горючее, потому что тогда всё может прогореть очень быстро и в результате погаснуть.
«Всё это уже не будет занимать прежнего места в нашей жизни,
но еще вполне может нам пригодиться»
Так что не надо торопиться ни выкидывать телевизор, ни жечь библиотеку, ни раздавать знакомым свой «светский» гардероб или спортивный инвентарь — всё это уже не будет занимать прежнего места в нашей жизни, но еще вполне может нам пригодиться.
О книгах, литературе в жизни христианина хотелось бы сказать особо. Бытует мнение, что человеку воцерковленному стоит ограничить круг своего чтения литературой аскетической. Но если мы посмотрим на жизнь духовных писателей, самих авторов аскетических творений, то увидим, что их интерес распространялся на самые разные области знаний. Если мы обратимся к жизнеописаниям святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, от нас не скроется тот факт, что их учителями были языческие философы. Если возьмем святителей Феофана Затворника или Игнатия (Брянчанинова), то это также были люди широко образованные, разбиравшиеся и в искусстве, и в медицине, и в общественной жизни, и в современных проблемах как таковых. Или можно вспомнить, например, преподобного Нектария Оптинского, который уже в скиту прочитал практически всю библиотеку мировой литературы. Есть и много других примеров. И мы можем увидеть, что служение многих подвижников — особенно миссионерское — опиралось на их кругозор, на базу полученных прежде знаний.
«Культурный и интеллектуальный опыт человека являет собой некую вспомогательную конструкцию, которая зачастую помогает избежать в христианской жизни многих ошибок»
Вы помните, наверное, евангельские слова о некоем книжнике, который, будучи научен Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое (Мф. 13, 52). Вообще, если у человека есть какая-то культурная, интеллектуальная база, это зачастую помогает ему избежать в своей христианской жизни многих ошибок, поскольку ему известен, скажем так, определенный набор прецедентов: в чем вообще ошибки человеческие заключаются, к чему они приводили и приводят. И для такого человека очень легко, естественно спросить себя: «Не ошибаюсь ли я?». Словом, культурный опыт человека являет собой некую вспомогательную конструкцию, которая весьма полезна для него.
Я помню, как в том же начале 90-х часто звучал вопрос: «Может ли христианин читать стихи? Может быть, из поэзии стоит читать только Псалтирь?». Может быть, и я даже скажу, когда. Если Псалтирь стала для человека единственной поэзией, утешающей его и услаждающей, то за томик стихов можно уже не браться. Но если мы просто по неразумию такой огромный пласт культуры, как поэзия, из своей жизни выкинули, ничто не мешает нам его вернуть обратно.
Могу сказать, что у меня в жизни есть целый ряд «светских» книг, которые мне дали колоссально много. Это, например, романы Торнтона Уайлдера — «День восьмой», «Мост короля Людовика Святого». Это произведения Грэма Грина, который был, безусловно, человеком далеко не безгрешным и всю жизнь от этого страдал. Это роман Артуро Переса-Реверте «Кожа для барабана, или Севильское причастие», который многие считают антиклерикальным, но при этом я убежден, что он может принести человеку верующему большую пользу. Вообще, необязательно читать только тех авторов, которые пишут о Церкви исключительно хорошо. Для меня, к примеру, стала открытием книга Уильяма Лобделла «Теряя веру», в которой автор, американский религиозный журналист, пишет о том, почему он не стал членом Католической Церкви, разочаровался в католицизме и потерял христианскую веру: она дает колоссальную пищу для размышлений, готовит к разговору с людьми сомневающимися, колеблющимися, разочаровавшимися. Читая ее, я не мог не вступать в мысленную полемику с ее автором. И эта книга еще раз укрепила меня в убеждении, что если вера у человека подлинная, ее невозможно потерять оттого, что что-то в окружающем нас мире или в Церкви не так. Всё Евангелие говорит нам о том, что вокруг нас всегда всё будет не так, поскольку мы по-прежнему живем в том самом мире, который Христа распял.
* * *
Подводя итог, хотелось бы сказать, что в этом мире невозможно знать всё, но тем не менее, возможно овладеть механизмами узнавания всего. И эта универсальность мышления, универсальность познания должна быть христианину нашего времени, на мой взгляд, обязательно присуща. Это важно потому, что без этого трудно быть человеком сильным, трудно быть человеком мужественным и трудно быть человеком по-настоящему искусным. И в христианской жизни, и в жизни как таковой.