Большинство из нас восхищается самоотверженностью медиков, поддерживает в меру сил их ежедневный подвиг, но есть немало людей — среди верующих они проявляют себя особенно ярко, — которых стресс заставляет впадать в крайности. Кто-то ждет от врачей чудес: «Я буду делать что хочу, пренебрегать общими рекомендациями, вести привычный образ жизни — доктора, если что, всё равно вылечат!». Кто-то отвергает медицину как таковую: «Заболею, значит, заболею. Что Бог ни делает — всё к лучшему!». Кто-то «богословствует»: «Больницы, лекарства — всё житейская суета! Единственное место лечения — храм...».
А как правильно?
Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего — врачевание, и от царя получает он дар. Знание врача возвысит его голову, и между вельможами он будет в почете. Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими.
Не от дерева ли вода сделалась сладкою, чтобы познана была сила Его? Для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце. Вознеси благоухание и из семидала памятную жертву и сделай приношение тучное, как бы уже умирающий; и дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех; ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни. Но кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача!
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 38:1–15
А теперь обратимся к опыту святых:
…Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей; ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен (2 Кор 12:7–10).
Что за «жало в плоть» получил Апостол Павел? Ученые, богословы, медики к единому мнению так и не пришли. Говорили и об эпилепсии, и о неврастении... Чаще всего сходятся, что апостол страдал заболеванием глаз, видимо, очень болезненным (не под кожу жало зашло, а проникло глубоко в плоть), и даже почти ослеп. В Деяниях сказано, что Христос явился в видении Анании и велел ему пойти и возложить руки на Савла (Павла), чтобы тот прозрел. И Бог апостола исцелил (Деян 9:12–17).
Логично предположить, что коринфянам, к которым обращался со своим посланием проповедник Евангелия, немощь Павла была хорошо известна или даже прямо видна, поэтому апостол не счел необходимым называть свою болезнь. А вот мысль о том, что сила Господа совершается в немощи, Павел стремился донести до своей аудитории в первую очередь. Трижды Павел обращался с молитвой к Господу, но Христос объяснил ученику, что помогает Своей благодатью в проповеди Евангелия не обязательно только сильным телом и крепким здоровьем, а тем, кого Сам избрал для проповеди.
Сам апостол Павел не отвергает лечения и заботы о своем здоровье и даже дает медицинские рекомендации в своем Первом послании к ученику, апостолу от семидесяти Тимофею: Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов.
Благодушествовать в немощах, но сопротивляться им, не унывая и не превозносясь, умерять гордыню — так, по мнению Апостола Павла, достойно себя вести.
«…как величайшей милости прошу, больше заботиться об излечении болезни твоего тела. Правда, и уныние производит болезнь; но когда еще и тело исстрадалось, и совершенно ослабело, и остается в большом пренебрежении, не пользуется ни врачами, ни благорастворенностью воздуха, ни обилием необходимых вещей, то сообрази, что отсюда бывает немалое приращение опасности. Поэтому прошу твою честность пользоваться и разными опытными врачами, и лекарствами, которые могут устранять такого рода болезни. Так и мы за несколько дней перед этим [...] воспользовавшись [...] лекарством, присланным от госпожи моей, благопристойнейшей Синклитии, устранили болезнь, не встретив при этом нужды употреблять его больше трех дней. Поэтому прошу тебя и самой пользоваться им, и [...] постарайся упросить господина моего, почтеннейшего Феофила комита, чтобы он опять приготовил и прислал его нам…»
Вот так писал изможденный долгой ссылкой и скитаниями святитель своей тоже страждущей духовной сестре Олимпиаде.
Хилый и слабый от природы, еще в молодости Иоанн удалился от житейской суеты сначала на четыре года в монастырь, а оттуда — еще на два года в пустыню, в пещеру. В строгой аскезе, живя в сырой пещере, подвижник заболел и до конца жизни от приобретенного недуга так и не оправился. Его постоянно мучили желудочно-кишечные боли и лихорадка. Тем не менее, врачуя других, исцеляя тела и души, отстаивая основы веры, великий проповедник сам при любой возможности лечился, обращался к врачевателям и не унывал.
Ему нужно было поддерживать себя, чтобы продолжать выполнять нелегкое служение. Об этом отлично знали многочисленные недруги и клеветники Иоанна Златоуста. Желая помешать его обличительным проповедям и борьбе с несправедливостью, они оклеветали святителя и отправили в ссылку, прекрасно понимая, что обрекают его на смерть.
Путь святого к месту ссылки, в Малую Армению, был подобен пытке: жара, постоянные оскорбления и избиения от жестоких стражников, не дающих отдыха и сна, жажда и голод... Как только святителю удавалось остановиться, найти лекарство и врачей, чтобы немного уменьшить страдания, его гнали дальше и дальше... Однако он не унывал и в изгнании, находясь в осажденной армянской крепости в городе Кукузы, и писал своей ученице святой Олимпиаде письма.
36-летняя диаконисса Олимпиада также находилась в ссылке, в Никомидии. И тоже болела: лихорадка приковала ее к постели на полгода. Вера женщины от испытаний и переживаний поколебалась, казалось, что все ее молитвы тщетны, душа скорбела. Олимпиада всё чаще призывала смерть. И Иоанн Златоуст делился с ученицей своими мыслями, утешал ее, рассказывал о своем непростом житье.
Он часто обращался к врачебной теме, но, конечно, борьба за здоровье никогда не заслоняла в его письмах того, ради чего она ведется: «Так и ты, хотя и остаешься дома и пригвождена к постели, не думай, что ведешь праздную жизнь, потому что, имея постоянного и вместе с тобою живущего палача — эту чрезмерную болезнь, ты терпишь страдания, более тяжкие, чем те, когда кого влачат, терзают и мучат палачи, и кто когда терпит самые крайние бедствия.
Печали, каковы бы они ни были, причиняются людьми, и отображают ничтожность тех, кем они наносятся; а дары и награды даются от Бога; поэтому они таковы, какими естественно быть дарам, даваемым со стороны неизреченной щедрости. Итак, радуйся и веселись, нося венок, торжествуя, попирая жала врагов более, чем иные грязь».
А теперь я должен говорить о том, к чему побуждает меня соболезнование о собственной моей плоти и о собственной немощи при взоре на страдания других; должен сказать вам, братия, что мы обязаны заботиться о теле, этом сроднике и сослужителе души (ибо хотя я и винил его, как врага, за то, что терплю от него; но я же и люблю его, как друга, ради Того, Кто соединил меня с ним), и притом — заботиться о теле наших ближних не меньше, как и каждый о собственном, остаемся ли мы сами здоровыми или изнуряемы таким же недугом. Ибо мы одно в Господе (см. Гал 3:28), богат ли кто, или беден, раб ли кто, или свободен, здоров ли, или болен телом; у всех одна глава — Христос, из Которого все тело (Еф 4:15–16), и что члены один для другого, то же и каждый из нас друг для друга, и все для всех (см. 1 Кор 12:12–27). А потому не надобно пренебрегать и оставлять без попечения тех, кто прежде подпал под общую для всех немощь; напротив, мы должны не столько радоваться благополучному состоянию нашего тела, сколько плакать о телесных страданиях братьев наших; должны человеколюбие к ним считать единственным залогом нашей безопасности телесной и душевной.
Григорий Богослов призывал своих учеников и свою паству не гнушаться лечения и заботиться о своем здоровье. Сам святитель на протяжении всей жизни страдал многими болезнями.
В 374 году последовательно умерли его брат, сестра и престарелый отец. Всего на несколько месяцев пережила отца мать Григория. Горе от потерь близких было так велико, что в 46 лет Григорий Богослов слёг в тяжелом недуге и находился практически на краю могилы. С ним приезжали прощаться друзья и соратники. Но Григорий Богослов, прилагая все усилия для выздоровления, поправился.
Оставаясь слабым и разбитым, он уехал из родного Назианза и скрылся в монастыре. Там его застала еще одна тяжелая весть — скончался близкий друг, единомышленник Григория, Василий Великий. Святитель был настолько слабым, что не мог даже поехать на похороны друга. Усталый, удрученный он оставался в уединении, мечтая здесь, в далекой обители и закончить свой земной путь.
Но ему предстояло выполнить важную миссию, для которой хранил его Господь — стать Константинопольским патриархом, защитником православия, великим проповедником веры Христовой. Поэтому он вновь собрал всю свою волю, взялся за лечение и приложил все возможные усилия чтобы вернуться к активной жизни.
Служение в Константинополе было сопряжено с такими трудностями и духовными подвигами, что здоровье святителя опять дало сбой. Болезни так измучили Григория, что в какой-то момент он решил отказаться от управления Константинопольской Церковью и удалиться к себе на родину в Назианз. Изнуренный недугом, он обратился к пастве со словами прощания, призывая верующих хранить веру и творить добрые дела. Но люди, поняв, что теряют любимого священника, огорчились до такой степени, что стали кричать и плакать в храме, моля Григория остаться: «Отец! Уходя от нас, ты уводишь с собою и учение о Святой Троице. Без тебя не будет в этом городе и правого исповедания Святой Троицы. Вместе с тобою уйдет из города православие и благочестие!..»
И в который раз Григорий взял себя в руки и пересмотрел свое решение. Святитель продолжил службу в Константинополе до созыва ближайшего собора.
Мы видим: он призывал паству заботиться о здоровье и одновременно своей жизнью показывал, для чего: чтобы как можно дольше и сильней послужить ближнему, чтобы прославлять Бога словом и делом.
Те, которые худым образом жизни сами приобрели болезнь, должны… пользоваться телесными врачеваниями как некоторым образом и примером для попечения о душе. Страдаю от болезни и радуюсь не тому, что могу учителем быть в терпении для других. Ибо, когда не могу сделать, чтобы не страдать, приобретаю страданием то, что переношу его и благодарю как в радостях, так и в скорбях, будучи уверен, что все случившееся и случающееся с нами у Слова не без разумной причины, хотя нам и кажется, что нет причины. Как не должно вовсе бегать врачебного искусства, так несообразно полагать в нем всю свою надежду. Но, как пользуемся искусством земледелия, а плодов просим у Господа, или вверяем кормило кормчему, а молим Бога, чтобы спас нас от потопления, так, вводя к себе врача, когда позволяет сие разум, не отступимся от упования на Бога.
О своих болезнях, коих было множество, Святитель Василий сам подробно рассказывал в письмах: «...она (болезнь) неотлучна со мною с раннего возраста и до этой старости, вместе росла и учит меня по праведному суду все устрояющего Бога. (...) А тело у меня совершенно отказалось служить, даже и малейшего движения не могу переносить без боли».
При этом Василий Великий доверял врачам и постоянно обращался к ним за помощью. Например, в ответ на приглашение Евсевия, епископа Самосатского, приехать в Сирию для устройства тамошних церковных дел, Василий писал: «В какое, думаешь, состояние пришла душа моя, когда получил я письмо твоего благочестия? Ибо, смотря на расположение, выраженное в письме, устремился я тотчас прямо лететь к Сирианам: смотря же на телесную немощь, которою был связан, чувствовал, что нет у меня сил не только лететь, но и поворотиться на одре. — Пятидесятый день проводил уже я в болезни, когда пришел ко мне возлюбленный и ревностнейший брат наш, содиакон Елпидий. Много изнурен я был горячкою, которая по недостатку питательного для нее вещества, обвившись около сухой этой плоти, как около обожженной светильни, производила сухотку и медлительную болезнь. А потом, старая моя рана, поразив собою эту печень, произвела во мне отвращение от пищи, отняла от очей моих сон, держала меня в пределах между жизнью и смертью, дозволяя жить в той только мере, чтобы чувствовать неприятности жизни. Поэтому-то пользовался я самороднотеплыми водами и принимал некоторые пособия от врачей...».
Стремление святителя поддержать свое здоровье было вызвано не желанием избавиться от мучений и наслаждаться земными радостями. Понимая, что путь его всегда будет сопряжен с огорчениями и тяжким трудом, он, тем не менее, хотел продолжать служить Церкви. А для того нужны были силы и здравомыслие.
По слову святоотеческому, кому леченье помогает, лечиться смиреннее. А совсем не лечиться — никакой добродетели не составляет, только показывает меру веры. Впрочем, из многих опытов заметно, к кому из монашествующих привяжется болезнь, как ты ни лечись, совершенно не вылечишься: все остаются болезненные припадки, смиряющие и отягощающие монаха. А из всего этого выходит, что больному монаху подлечиваться можно, а о совершенном выздоровлении следует отложить всякое житейское попечение...
Именно болезнь привела семинариста Липецкого духовного училища Александра Гренкова к монастырской жизни. На последнем году учебы он тяжело заболел. Надежд на излечение почти не было. Александр дал обет — если выздоровеет, пойдет в монастырь. Выздоровел. Но еще четыре года не мог решиться порвать с миром.
В 1845 году брат Александр, постриженный в мантию Амвросием, отправился в Калугу для посвящения в иеромонахи. Был сильный холод. Амвросий, изнуренный постом, схватил сильную простуду, которая дала осложнения на внутренние органы. С этих пор старец уже никогда не мог поправиться по-настоящему. Но он принимал это со смирением, говоря: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения».
В 1846 году после нового приступа недуга Амвросий был выведен за штат по болезни и признан неспособным к послушаниям. Теперь он числился на иждивении обители как инвалид и с тех пор не мог совершать литургии, еле передвигался, страдал от испарины так, что переодевался и переобувался по несколько раз в сутки. Не выносил холода и сквозняков. Лечился, употреблял жидкую, перетертую теркой пищу, ел очень мало. Но по-прежнему оставался в полном послушании у старца Макария и даже в малейшей вещи давал ему отчет. Много занимался переводами и упражнялся в искусстве умной молитвы, считая внешние скорби (как болезни) полезными и душеспасительными.
Старец Макарий Амвросия любил, но воспитывал его строго — усмирял самолюбие, испытывал терпение... Когда однажды за Амвросия заступились: «Батюшка, он человек больной!» — старец Макарий ответил: «А я разве хуже тебя знаю! Но ведь выговоры и замечания монаху — это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души, а без сего монах заржавеет».
Если же старцу Амвросию жаловались на какого-либо обидчика, старец отвечал плачевным тоном: «Брате, брате! Я человек умирающий». Или: «Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом — и успокоишься».
В один из моментов, когда из-за болезни жизнь преподобного была в большой опасности, старец Амвросий был пострижен в схиму. Получалось, что недугам своим святой, как мог, противостоял, но каждая новая болезнь становилась ступенькой в его духовном восхождении.
День его начинался в четыре утра молитвами. Ел он в таком количестве, какое дается трехлетнему ребенку. Весь день келейники задавали ему вопросы по поручению посетителей, и лишь иногда, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить загруженную голову, старец приказывал прочесть себе одну или две басни Крылова. После чего напряженный труд возобновлялся до глубокого вечера. Он говорил более двенадцати часов в день. Язык от усталости порой отказывался действовать, голос переходил в шепот и слова вылетали с усилием, еле выговариваемые. При этом Амвросий старался подняться, подробно рассуждать о том, с чем к нему приходили.
Несмотря на крайнюю слабость и болезненность, день преподобный Амвросий всегда заключал вечерным молитвенным правилом. К вечеру такого напряженного дня сами келейники — молодые и здоровые — уже едва держались на ногах. Старец же временами лежал почти без чувств.
Состояние старца все ухудшалось. Он говорил о себе: «Иногда так прижмет, что думаю, — вот, конец!» Однако своим духовным чадам и просителям, которые жаловались на постигшие их болезни, старец советовал не отчаиваться и лечиться.
Это был человек колоссальной воли и терпения. В книге «Житие оптинских старцев» пишут: «Трудно представить себе, как он мог, будучи пригвожденным к такому страдальческому кресту, в полном изнеможении сил, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем. На нем сбывались слова: «Сила Божия в немощи совершается». Не будь он избранным сосудом Божиим, через который Сам Бог вещал и действовал, такой подвиг, такой гигантский труд, не мог быть осуществим никакими человеческими силами. Животворящая Божественная благодать здесь ясно присутствовала и содействовала».
В 1998 г. обретённые мощи иеросхимонаха Амвросия осмотрели специалисты-медики и изумились. Только судя по состоянию позвоночника, искривленного в нескольких местах, с деформированными позвонками, каждое движение доставляло святому нестерпимую боль. А ведь было еще множество внутренних болезней... Но этот божий человек жил сам и источал свет надежды всем вокруг.
Слова, утешения, советы его избавляли от уныния, направляли людей, указывали им выход из сложной ситуации: «Пишешь, что здоровье твое значительно ослабело и ослабевает, так что матушка игуменья отправляет тебя к доктору посоветоваться о своем нездоровье. Не противься ей в этом; можешь попробовать и полечиться, если будет помогать леченье, только своей главной мысли держись — предаваться в волю Божию и молить Милосердого Господа, да устроит о тебе полезное, имиже весть судьбами и как будет угодно благости Его».
В заключение вспомним два высказывания святого Феофана Затворника. В его житии серьезных заболеваний не упоминается, но во многих воспоминаниях о святителе есть свидетельства о его добронравии, жизнелюбии и, как бы это сегодня сказали, ведении здорового образа жизни даже в последние годы, в затворе. О болезнях и лечении отец Феофан говорил и писал много, призывая людей не впадать в дремучесть и в недугах не пренебрегать помощью врачей:
«Болезнь всех смиряет, а иных против Бога роптать учит. Блюдитесь. Смиренные чувства враг может развеять и навеять горделивых. Однако же в болезни к доктору обращаться не грех. Здоровье дар Божий. Беречь надо. А когда не убережете, Бог создал докторов и лекарства. Пользование ими не значит выступление из порядков Божиих».
А вот так он писал в одном из писем: «Премного жалею о горе вашем и молю Господа устранить причину онаго — болезненные припадки юной дочери вашей... Но молитва молитвою, а доктора докторами. И докторов Бог дал и к ним обращаться Божия есть воля. Господь со Своею помощию приходит, когда естественных средств, Им же нам устроенных, оказывается недостаточно. Потому молиться — будем молиться, а естественных средств все же пренебрегать не следует. Ищите и обрящете!»
***
Великие подвижники, проповедники, аскеты болели нередко, но всегда помнили, что спасает Господь — и спасает прежде всего не тело, но вечную душу. Будучи в большинстве своем монахами, они в творениях сосредоточивались на вечной жизни, на спасении, которое дается нам через страдание и кончину. Но это ни в коем случае не свидетельство их неуважительного или тем более презрительного отношения к миссии врача, о которой так ярко сказано было еще в Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова.
