В монашеской традиции монах дает четыре обета: нестяжания, целомудрия, послушания и постоянства. Большинство людей знакомы с первыми тремя, но не с четвертым. В классической монашеской практике это означало, что монах оставался на месте: он не переходил из монастыря в монастырь. Эта идея была не нова. Еще до того, как этот обет был закреплен в различных монастырских уставах, от пустынников уже была известна поговорка: «Оставайся в келье своей – и келья всему тебя научит» (прп. Моисей Эфиопский).
Оставаться на месте, или соблюдать постоянство и стабильность, звучит не так уж и сложно и кажется для исполнения определенно легче, чем нестяжание, целомудрие и послушание. Но это в действительности может быть самым трудным из всего. «Бес полуденный», который с самого начала преследовал монахов, был особенно известен как мысленное искушение и желание в какой-то момент покинуть свою келью и просто пойти в гости, где могло бы проявиться празднословие и многие гораздо худшие искушения. Оставаться на месте было самой трудной борьбой. В самой крайней форме этого обета на Востоке мы видим столпников – монахов, которые жили на вершинах столпов (у Святого Симеона Столпника он был выше 9 метров!).
В нашем современном мире стабильность встречается крайне редко. Средний американец переезжает раз в пять лет. Когда я впервые приехал в Оук-Ридж, мне постоянно говорили старожилы: «Люди здесь отовсюду!» В 1943 году, когда этот город был основан в рамках Манхэттенского проекта, это заявление было поистине необычным. Американцы редко переезжали. Но мне пришлось сообщить печальную новость моим новым согражданам: «Куда бы вы ни пошли, и там люди отовсюду!» Было время в моем родном городе в Южной Каролине, когда поездка в магазин приводила к десятку случайных встреч с друзьями и знакомыми. Теперь они все чужие, когда я навещаю это место – вернее, я чужой. Я там больше не живу. Все это было бы просто интересно с социологической точки зрения, если бы прямо не влияло на нашу жизнь.
В середине прошлого века в нашей стране самой часто встречающейся социальной схемой было так, что местный юноша женился на местной девушке, селился и растил своих детей в общине, в которой они сами родились, среди своих родственников и друзей, формируя обширную сеть отношений. Уровень разводов и преступности в большинстве мест были относительно низкими. Стабильные сообщества обычно имеют стабильные семьи. Местная цепь отношений способствует этому. Мы жили в этих относительно стабильных формах на протяжении большей части истории человечества. Даже великие кочевые племена путешествовали все вместе, кланом.
Стабильные сообщества обычно имеют стабильные семьи
В наши дни более распространена другая практика, когда парень встречает девушку, скажем, во время учебы в колледже или позже, и они происходят из разных штатов. Они женятся, переезжают в один из штатов и начинают свою карьеру. И они договариваются, например, чьих родителей они навещают на День благодарения в этом году и т. д. В круг их друзей часто входят его и ее друзья с работы, но не более того.
Однажды я посетил конференцию, на которой лектор попросил аудиторию из примерно 400 человек поднять руки, если они знают хотя бы 5 человек в своем доме. Поднялось несколько рук. Я попал в последнюю группу. Я никого не знал в многоквартирном доме, где мы жили. Большинство из нас не знали ни одного соседа. И это далеко не редкая современная модель.
Это подводит нас к одиночеству современного человека. Интернет, вероятно, сделал нас более связанными в виртуальном смысле, чем мы были ранее. И, конечно же, уровень свободы в этом виртуальном сообществе крайне высок. Если я не хочу публиковать сообщения сегодня, вы ничего не можете с этим поделать. Виртуальное сообщество неестественное. Я не могу прикоснуться к тебе или услышать твой смех. Я делюсь фотографией, чтобы вы примерно узнали, как я выгляжу. Но как звучит мой голос в реальности, какая часть моего родного диалекта всё еще цепляется за мой язык? И мы знаем о других только то, чем они выбирают поделиться.
Поскольку современный человек утратил стабильность и постоянство (я виню в этом в основном наши экономические структуры), мы потеряли и плод постоянства. Мы имеем преступления и разводы, и простое единодушие, делающее культуру культурой, исчезает. Трехканальное телевидение середины прошлого века и семьи с белым хлебом на столе, вероятно, были последним культурным проявлением прежнего консенсуса, который больше не вернется. Он не может вернуться без стабильности.
Я живу в моем маленьком городке с 1989 года, дольше всего из всех мест в моей жизни. Я познакомился со многими людьми в этом городе и довольно хорошо знаю свой приход, насчитывающий более 100 душ. Стабильность для меня означает, что у меня здесь похоронен ребенок и меня тоже здесь похоронят. И у меня есть цель, очень долгосрочная. Для всех нас необходима какая-то форма стабильности и постоянства, даже если мы должны это в значительной степени создать сами.
Я бы указал на Православную Церковь как на пример стабильности. Я могу читать писания прежних столетий, узнавать и понимать сказанное. Святой Афанасий Великий мне ежедневно интересен не меньше, чем, скажем, современный о. Джон Бэр. В этой части жизни есть стабильность, которую я не могу создать, но которой могу подчиниться. Я православный, и я могу ежедневно пытаться лучше понять, что это значит. И всё это может создавать меня самого (что, вероятно, предпочтительнее).
Я не могу покинуть современный мир (или постмодернистский, если хотите). Я родился в 1953 году, и тут ничего не поделаешь. Но есть обязательства, которые я могу взять – их может взять на себя любой из нас. Я женат и не беру на себя обет нестяжания, но всё, чем я владею, также принадлежит моей жене. Если у вас есть дети, вы узнаете определенную форму нестяжания в любом случае. Для женатых верность – это форма целомудрия. Я не принимаю клятву послушания (как и моя жена в этом отношении), но наша жизнь основана на взаимном подчинении – моя воля не является моей собственной. Мы здесь не потому, что только я один хотел быть здесь, но мы вместе этого хотели (хотя в конечном счете, я полагаю, это и есть послушание – моему епископу и моему Богу. Но на ежедневной основе Его Высокопреосвященство не вмешивается. И Бог также может быть странным образом молчаливым).
Если у вас есть дети, вы узнаете определенную форму нестяжания
Но я думаю, только став частью более крупного сообщества, даже большего, чем настоящее, и обращаясь к прошлому, мы начинаем обретать стабильность. Многие христиане сегодня живут в постоянных перемещениях. Это несовместимо с постоянством. Ничто в моей жизни не сравнится со стабильностью 2000 лет живой Традиции. Стабильность и постоянство означает жить по соседству с Царством Божьим, где святые знают мое имя и, если необходимо, ободряют меня.
