Я очень люблю свой родной Черноостровский Свято-Никольский монастырь, что находится в старинном городе Малоярославце Калужской епархии. Многие, услышав название монастыря, удивляются: что значит – Черноостровский? О каком таком черном острове говорится?! Дело в том, что наша обитель расположена на склоне горы, которую в старину называли «Особная» или «Черный Острог».
Почему? Да потому, что в те далекие годы вся гора была покрыта густым и в весенне-зимнее время черным лесом – особенно темным на фоне белого снега. Черноострожский со временем изменилось в Черноостровский. Отсюда и название монастыря.
В старину эти земли принадлежали князьям Оболенским. Все начиналось здесь с деревянной церкви в честь Святителя Николая Чудотворца, а в XVI веке уже вырос мужской монастырь. Он был немногочисленным – 5–7 братий. Неоднократно горел, нищал. Поскольку был деревянным, то не уцелели церкви Владимирской иконы Божьей Матери и Параскевы Пятницы, но мы о них помним, ведь Ангел храма пребывает на этом месте, даже если сам храм разрушен. Мы ежедневно поем тропари святым этим храмов.
В 1776-м году Черноостровский монастырь был временно упразднен. Через 15 лет инициатором его возобновления и главным благотворителем стал уроженец Малоярославца, московский купец Терентий Елизарович Целибеев.
У него была непростая судьба. Отец его умер совсем молодым – в возрасте 35 лет, оставив жену и трех малолетних сыновей, из которых Терентий был средним. Отец смог скопить до своей смерти немалый капитал, и когда братья подросли, то все трое отправились в Москву с большими надеждами на счастливую жизнь.
Надеждам не суждено было сбыться. В Москву в 1771-м году пришла чума, и Терентий потерял обоих братьев. У старшего от чумы также умерла и жена, оставив на руках Терентия Елизаровича новорожденную дочь Наталью. Эти смерти близких людей стали для молодого человека тяжелой утратой. Оставшись единственным наследником солидного капитала, он больше не искал личного счастья и посвятил себя воспитанию любимой племянницы, а также делам благотворительности в родном Малоярославце.
В конце 1780-х годов Целибеев выдал замуж подросшую племянницу, а в 1791-м году вместе с ней обратился в Священный Синод о возобновлении Черноостровского монастыря. Он также предложил большой денежный вклад на это богоугодное дело.
Но Синод принимает решение о возобновлении монастыря только спустя 10 лет – с открытием Калужской епархии. С этого момента и до конца жизни почти все свои доходы Терентий Елизарович Целибеев тратил на Черноостровский Свято-Никольский монастырь.
Характер у купца Целибеева был непростой: он искренне желал помогать инокам, но не мог удержаться от попыток командовать игуменами обители. Ими стали насельник Оптиной пустыни иеромонах Мефодий, а затем иеромонах Парфений.
В 1809-м году настоятелем обители был назначен архимандрит Макарий (Фомин), также, кстати, выходец из купцов. Он был первым игуменом, который нашел подход к Целибееву – они даже подружились.
Лаской и любовью отец Макарий в короткое время сумел снискать полное доверие Терентия Елизаровича, с очевидной выгодой для обители и без всякого ущерба для своей настоятельской власти. Что касается Целибеева, то, видя усердие и хозяйственные способности нового настоятеля, он тотчас же поощрил его, пожертвовав монастырю 2000 рублей, а затем и другие, еще более значительные суммы.
Отец Макарий имел большую любовь к Богу и прекрасные организаторские способности. Вот тогда и стали впервые возводиться в монастыре каменные постройки. Был даже вырыт подземный ход на случай военной опасности.
Хозяйство отцы вели с умом и рассуждением. Монастырские пруды имели специальные приспособления для хранения рыбы, и этому способствовали ледяные струи источников. Так и сохранялась свеженькой рыбка, даже и при отсутствии холодильников и электричества.
Во времена Отечественной войны 1812 года Наполеон со своей многотысячной армией решил двинуться на Смоленск через Калугу, чтобы воспользоваться припасами этих городов. Стояла поздняя осень, и французы спешили, чтобы успеть до наступления суровой русской зимы.
Малоярославец и с ним Свято-Никольский монастырь ждали тяжелые испытания.
Братия монастыря, заслышав о приближении военных действий, стали прятать и вывозить церковные святыни, отправив их вместе с ризницей в Орел. Настоятель, отец Макарий, благословил на Святых Вратах обители написать Нерукотворный Образ Спасителя. Когда иконописец трудился, мимо ходили горожане и часто в сердцах предупреждали:
– Не нужно сейчас писать икону! Придут враги и надругаются над святым образом!
Но отец Макарий имел несомненную веру в силу Божию и твердо отвечал:
– Нет, это Господь поругается врагу!
Над Образом настоятель благословил начертать слова: «Всяк уповаяй на Тя не постыдится».
Сотни пуль летели в Святые Врата, но ни одна из них не коснулась лика Спасителя
И действительно, во время самых ожесточенных схваток на монастырской площади сотни пуль летели в Святые Врата, но ни одна из них не коснулась лика Спасителя.
В память об этом чуде Император Николай I написал указ: оставить следы от пуль и снарядов на Святых Вратах монастыря навечно – для потомков. В 1830-м году на Святые Врата водрузили памятную доску с надписью «Язвы в память французской войны».
Вообще, в судьбе нашей обители принимали участие несколько Императоров: Николай I, Александр II, его супруга Мария Александровна, Александр III и его супруга Мария Федоровна. Все они были ктиторами монастыря.
Александр III посетил нашу обитель еще будучи Цесаревичем, дабы узнать о прошедших здесь битвах и подробностях славной победы.
А битвы происходили страшные. Наполеон тайно послал в Малоярославец два отряда, чтобы захватить беззащитный город, в котором тогда не было русских войск. Французы намеревались подготовить здесь себе квартиры для постоя и отдыха, для чего им нужно было пройти Иванов луг и перейти неширокую речку Лужу по мостику.
И вот, в пятом часу утра показались из-за леса кивера французской пехоты и блеснули неприятельские штыки гренадер из дивизии генерала Дельзона. Французы маршировали с полной уверенностью в своей безопасности и в своём решительном успехе.
Современник событий, русский мемуарист Сергей Николаевич Глинка, писал: перед французами
«раскидывалась плоская равнина пастбищ, окруженная густым тёмным лесом, кой-где усеянная кудрявым кустарником и перерезанная светлой полосой прозрачной речки. Вишневые сады, соломенные хижины и изредка каменные дома с раскрашенными кровлями, и все это, разбросанное по горам, напоминало западным жителям счастливые виды Швейцарии, мирные деревни берегов Рейна с тихой семейной жизнью.
Три каменные, древней постройки, церкви, одна деревянная на северной стороне города, монастырь над глубоким рвом, каменная дорога между утесов – все это говорило сердцу о тех местах, куда люди спешат на поклонение, богомолье, раскаяние и на сознание в уединении цели своего бытия, своего назначения!..
Нигде по улицам города не раздавались военные клики, ни одного грозного орудия, ни одного знамени, призывавшего к защите, не развевалось над штыками, не бросалось в очи неприятеля, и все уверяло Дельзона, что он без малейшего сопротивления, пройдя Боровск, займет также и Малоярославец».
Но русские взамен отдыха подготовили непрошеным гостям сюрприз: тогдашний городничий Малоярославца П.И. Быковский созвал народ и сжег мост перед самым носом французов.
Глинка писал:
«И вдруг сквозь затлевшую солому, наваленную под мостом, из черного дыма хвороста семиглавым огненным змием взвилось в воздух кровавое пламя, обхватило мост и, составя багровый язык, как бы подразнивало неприятельские батальоны, так спокойно готовые пуститься по мосту! Твёрдые сваи и спаи подгорели, бревенчатые основы, соединяющие оба берега, рухнули, и изумленные воины остановились с досадой, опустив ружья к ноге и недоверчиво, одни из них молча, другие с громкой бранью, подглядывая друг на друга...».
Раздосадованные французы принялись наводить плавучие мосты, и понтонные роты стали демонстрировать русским свое проворное искусство, а в это время праздные французские гренадеры разгуливали по берегу, самодовольно поглядывая на город и мечтая об отдыхе и покое в его домах.
Но в это время житель Малоярославца, тогдашний секретарь уездного суда, Савва Иванович Беляев, сбежал с крутой горы к мельнице. Смельчак махнул рукой горожанам, подавая пример, и они быстро разрушили плотину. Вода со свистом, с шумом и пеной вырвалась из твердого оплота, разнесла его своей свинцовой, клокочущей силой, хлынула из берегов и, разлившись по Иванову лугу, мгновенно залила всю местность.
Пришлось неприятелю отступать несолоно хлебавши. Позднее Наполеон, делясь воспоминаниями о былых походах, сокрушался:
– Мои доблестные солдаты переправились через множество рек, а какую-то русскую Лужу перейти не смогли!
Обескураженные французы частью повернули свои колонны и пошли ночевать к деревне Гродне за 16 вёрст, а частью расположились на ночевку прямо в поле и разложили огни. В это время безоружные мирные горожане – женщины, дети, старики – спешили воспользоваться отсрочкой, чтобы покинуть город по Калужской дороге.
Более суток ожидали французы наведения переправы, и этого времени оказалось достаточно, чтобы русские войска подтянулись к Малоярославцу. В город явился пехотный корпус генерала Дохтурова, усиленный артиллерией, казачьими частями генерала Платова, а также отрядами генерала Дорохова и Сеславина.
И теперь Малоярославец вполне соответствовал своему гербу: «разъяренный медведь, вооруженный молотом». По словам очевидца, «в этом символическом гербе заключалось какое-то давнее прорицание неслыханной страшной защиты».
24 октября завязалась кровавая битва – настолько страшная, что пленных почти не было. Она длилась 18 часов без перерыва, с каждой стороны было введено в бой до 24 тысяч человек.
Около полудня прибыл сам Наполеон, лично наблюдавший за ходом сражения. Город 8 раз переходил из рук в руки. Наиболее яростные схватки развернулись у стен нашего монастыря, где французы, закрепившись, успешно отражали атаки русской пехоты. Диакон Вонифатий отказался покидать родную обитель, и позднее его нашли погибшим.
Точное число убитых трудно было сосчитать, по разным оценкам, от 6 до 8 тысяч человек с каждой стороны. В числе пропавших без вести оказались многие погибшие в пожаре. Если учесть, что Малоярославец был маленьким провинциальным городком с населением всего полторы тысячи человек, то количество погибших превосходило число жителей в несколько раз и потрясало всех свидетелей битвы.
Количество погибших потрясало всех свидетелей битвы
Один из участников битвы, командир французского батальона инженер-капитан Эжен Лабом, вспоминал позднее:
«Улицы можно было различить только по многочисленным трупам, которыми они были усеяны. На каждом шагу попадались оторванные руки, ноги и раздавленные проезжавшими артиллерийскими орудиями головы. От домов остались только дымящиеся развалины, под горящим пеплом которых повсюду виднелись обугленные и полуразвалившиеся скелеты».
От огня в Малоярославце уцелели только несколько домов: около 20 из 200 с лишним. Сильно повреждены были каменные храмы города и монастырские строения.
Генерал Алексис Жозеф Дельзон был одним из любимых командующих у Наполеона. Во время ожесточенного сражения на монастырской площади Дельзон, пытавшийся ободрить своих солдат, был смертельно ранен пулей в голову. Погиб также и его родной брат, который бросился ему на помощь. Их гибель произвела очень тяжелое впечатление на французов и стала переломным моментом в битве.
Здесь, у нашего монастыря, счастье изменило Наполеону – с этого момента его стали преследовать неудачи.
Здесь, у монастыря, счастье изменило Наполеону – с этого момента его стали преследовать неудачи
К вечеру 24 октября французы еще оставались на руинах города, но русские заняли оборону на господствующих высотах, окружавших Малоярославец с трех сторон.
В ночь на 25 октября Наполеон с советниками и адъютантами ночевал в деревне Городне рядом с Малоярославцем, в старой деревенской избе. Был собран военный совет, на котором решался вопрос, что делать: по-прежнему пробиваться к Калуге или отступать?
Маршал Жан-Батист Бессьер вспоминал:
«Наполеон первую часть ночи сидел, склонившись над картой, в глубокой задумчивости, выслушивая рапорты. Всё говорило о том, что русские готовятся на следующий день к сражению, а французы пытаются его избежать, никто из военачальников не хочет идти на Калугу. Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии, не хватит мужества...».
Перед рассветом французы немного вздремнули, затем император в сопровождении небольшой группы штабных и адъютантов отправился на рекогносцировку русской позиции. Два эскадрона его гвардии, всегда его сопровождавшие, из-за стремительного отъезда императора чуть задержались, и Наполеону пришлось пережить опасное приключение: он чуть не попал в плен.
Выехав в предрассветных сумерках и тумане, император очень быстро почти нос к носу столкнулся с русскими казаками, которые проводили разведку и напали на французский артиллерийский склад и обозы. К ужасу штабных, они вместе с Наполеоном внезапно оказались среди толпы русских. Французов спасли только сумерки, туман и неожиданность.
К ужасу штабных, они вместе с Наполеоном внезапно оказались среди толпы русских
Гренадер Императорской гвардии сержант Бургонь писал:
«Когда мы появились на равнине, мы увидели императора почти в гуще казаков, окруженного только его генералами и штабными офицерами. Один из них был ранен в результате трагической ошибки. Когда наша кавалерия еще только вынеслась на равнину, офицеры, окружавшие императора, выхватили сабли, защищая его и себя, так как он был среди них и мог быть захвачен в плен...».
Интересно, что Наполеон сохранил при этом внешнее спокойствие и продолжил рекогносцировку, но позднее, позвав к себе доктора, потребовал яда – на случай плена. Похоже, это был первый раз, когда великий полководец действительно испугался.
26 октября он приказал своим войскам отступать. Французы пошли, точнее, побежали обратно по уже разграбленной ранее Смоленской дороге, где, будучи не готовыми к зиме и лишенными снабжения, быстро погибали от голода и холода.
Отступление Наполеона было предсказано явлением Божьей Матери над селом Тарутино. Она явилась русским людям и указала рукой на дорогу, по которой французы пришли и по которой стали отступать обратно.
В честь этого явления установлено четвертое празднование в году Калужской иконы Божьей Матери – в день битвы под Малоярославцем.
По традиции, накануне этого праздника, ставшего и днем города, чудотворная Калужская икона прибывает из Калуги в наш Черноостровский Свято-Никольский монастырь на ночь. И всю ночь сестры обители молятся перед святой иконой. Наутро, в самый праздник, икону крестным ходом проносят по центральным улицам города. В память сражения разыгрываются сражения на Ивановом лугу.
Если посмотреть на наш монастырь сверху, то заметно, что построен он в виде корабля. Этому помогает и природная форма горы, и композиция монастырских строений. А капитаном корабля уже несколько веков является наш дорогой, наш любимый святитель Николай Чудотворец.
Пленные рассказывали после битвы, что в первых рядах русских сражался старец с огненным мечом в руках
Немногочисленные французские пленные рассказывали после битвы, что в первых рядах русских сражался какой-то особенный старец с огненным мечом в руках, который был непобедим. В этом чудесном старце русские узнавали святителя Николая Чудотворца – об этом рассказывается в летописи архимандрита Леонида (Кавелина).
Устное предание также сохранило рассказы очевидцев о том, как французы, увидев в одном из храмов образ святителя Николая, стали в ужасе кричать: «Этот старик выгнал нас из-под Малоярославца».
Кутузов придавал такое великое значение сражению в Малоярославце, что говорил:
– Под Малоярославцем остановилось завоевание мира. Французов погнали от Карижа до Парижа!
(Карижа – небольшое село на краю Иванова луга).
После битвы Малоярославец представлял собой страшное зрелище: сожженные дома, улицы, усеянные телами погибших. Вокруг монастыря все овраги также были заполнены грудами тел, среди которых стонали умирающие.
Отец Макарий, узнав о разорении обители и пожарах в городе, поспешил из Калуги в Малоярославец в лаптях и рясе – на новые труды и подвиги. Вернувшись с братией в монастырь, увидел, что разрушено все, что они строили долгие годы. Первое, чем занялись иноки, было погребение погибших. Им удалось спасти из оврагов с телами несколько раненых.
После битвы Малоярославец представлял собой страшное зрелище: сожженные дома, улицы, усеянные телами погибших
Иноки выкопали три братские могилы, на одной из которых сейчас поставлен памятник павшим воинам и главнокомандующему Кутузову. Сюда в День города приходит крестный ход и служится лития.
Из монастырской ограды были вынуты три ядра и около сотни пуль. Отец Макарий хотел оставить на память потомкам эти ядра и пули, но сделать этого не смог, потому что горожане, оставшиеся без кола и двора, по своей страшной бедности, подбирали все подряд и каким-то образом продавали или обменивали.
Очевидцы вспоминали позднее, что жители города продали 500 пудов свинцовых пуль, а наступившей суровой зимой отапливали ружейными ложами печки своих наспех построенных времянок.
Уже в наше время, в 1990-е годы, первые насельницы монастыря, разрабатывая огороды, все еще находили в земле множество предметов, напоминавших о великой битве.
После военных действий иноки оказались в тяжелых обстоятельствах, но не пали духом. Не опустил рук и настоятель – заново взялся за строительство монастыря. Он поехал со сборами и, по своей горячей вере, получил просимое. О положении братии узнавали высочайшие особы, и монастырь стал постепенно возрождаться.
Главный благотворитель, Терентий Елизарович Целибеев, отошел ко Господу в 1814-м году в возрасте 74 лет, завещав любимой обители все свое движимое и недвижимое имущество (ценные бумаги, землю, сад, дом) на общую сумму более 70 тысяч рублей.
Тогда отец настоятель задумал построить каменный собор в честь Святителя Николая Чудотворца, который стал бы памятником войны 1812 года и был бы непохож на другие монастырские храмы.
И собор был построен, правда, отец Макарий не успел его расписать – скончался на руках послушника в 1839-м году. Он был таким деятельным, что даже смерть застала его в трудах.
Погребен архимандрит Макарий вместе со своим другом и сподвижником – купцом Целебеевым – в Никольском соборе под спудом, точное место их погребения неизвестно.
На место отца Макария был прислан духовно опытный старец – Оптинский отец Антоний (в миру Александр Иванович Путилов) (1795–1865). Он с юности был воспитан в суровом подвижничестве, а его духовным отцом был его родной брат, старец Моисей.
Интересно, что третий брат Путиловых также был монахом-молитвенником, и после смерти отца три его сына написали на воздвигнутом ими отцовском памятнике у алтаря церкви Всех святых: «Путилова дети: Моисей, игумен Оптиной Пустыни, Исаия, игумен Саровской Пустыни, Антоний, игумен Малоярославецкого Николаевского монастыря».
Жизнь будущего старца Антония неоднократно подвергалась многочисленным смертельным опасностям, но Промысл Божий сохранял его невредимым. В 1812-м году семнадцатилетним юношей он попал в плен к французам и после десяти дней страданий и издевательств чудом бежал.
В 21 год он отправился в рославльские леса к старшему брату – монаху-отшельнику, отцу Моисею, а после говаривал: «Приехавши к брату погостить, я прожил у него 24 года».
В 1821-м году по благословению епископа Калужского Филарета (впоследствии митрополита Киевского) оба брата из рославльских лесов перешли в Оптину пустынь. После назначения отца Моисея настоятелем Оптиной отец Антоний был определен начальником скита и надеялся всю жить прожить под духовным руководством любимого старца в скиту – в этом райском уголке, где его окружала всеобщая любовь.
Но Господь готовил для него настоятельский крест, и в 1839-м году новый владыка Калужский Николай, зная о светлой жизни и духовном опыте оптинского скитоначальника, благословил его в Малоярославец.
Это назначение стало суровым испытанием для отца Антония.
За три года до перевода в Малоярославец от утомительных монашеских трудов, от многочасовых молитвенных подвигов у отца Антония открылась тяжелая болезнь ног, которая причиняла ему жестокие страдания до самой кончины. Ноги его до колен были покрыты ранами и порой сильно истекали кровью. Сокровенным монашеским подвигом старца было несение через всю жизнь этого креста тяжелого, продолжительного недуга.
Старец ещё и шутил по поводу своих болезней. Иван Васильевич Киреевский как-то сказал ему: «Вот, батюшка, на вас сбывается слово Писания, что ‟многи скорби праведным”: какой тяжкий крест возложил на вас Господь!» – «То-то и есть, – возразил старец, – что праведным скорби, а у меня-то все раны, как и святой пророк Давид говорит: ‟Многи раны грешному”».
После Оптиной здешняя обитель показалась отцу Антонию шумной столицей, ведь она находилась не в дремучем лесу, как Оптинский скит, а прямо посреди городского шума. К тому же внутренняя, духовная жизнь иноков оставляла желать лучшего, и отца Антония как раз и отправили сюда, дабы он установил здесь истинные правила монашеского общежития.
Возможно, прежний настоятель, утомленный великими трудами, к концу жизни уже не мог управляться с иноками, как раньше, к тому же после его кончины братия в течение трех месяцев оставалась вообще без какого-либо руководства и, видимо, от уныния стала расслабляться. Отец Антоний писал об этом в письме так:
«...по смерти моего предместника безначалие продолжалось три месяца, и какие были припасы, все истощились или выменяны на горилку, ибо, лишась доброго пастыря, – кроме сей, – нечем было себя и утешить, и когда б еще продолжилось безначалие, то, Бог весть, что бы и было?»
Писал также:
«А праздник Рождества Христова с такою радостию был встречен, что все овцы, не сказавшись пастырю, разбрелись по граду славить, или прямее сказать, бесславить Христа, так что на крилосе некому было сказать и ‟Господи, помилуй”, почему на другой день [я] все врата монастырские запер, чтоб овцы мои на прежнюю пажить не разбрелись.
Первые три месяца провел я один с несказанною печалию и на все взирал с заплаканными очами, так что от частых воздыханий и грудь стала болеть, и лишился было и сна и аппетита; но батюшка отец игумен [Моисей] по любви и милости своей отделил ко мне из своего братства человек десяток весьма благонадежных, и с ними-то теперь при помощи Божией за ваши святые молитвы начинаю вводить в штатной обители пустынный общежительный чин...».
Отец Антоний вспоминал еще о своих переживаниях так:
«Однажды сильно ‟уны во мне дух мой”, и, воздремавшись, вижу в тонком сне лик отцов, и один из них, якобы первосвятитель, благословляя меня, сказал: ‟Ведь ты был в раю, знаешь его, а теперь трудись, молись и не ленись!” И вдруг, проснувшись, ощущаю в себе некое успокоение. Господи! Даруй мне конец благий!»
Неоднократно во время своего настоятельства отец Антоний жаловался своему старцу и брату на тяжелое бремя, которое ему так трудно нести, на что старец Моисей строго отвечал:
– Нужно нести безропотно свое настоятельство, как послушание от Господа.
Известна история с одним иноком, привыкшим просыпать утреню. Преподобный Антоний убеждал его исправиться, но тот ссылался на нездоровье. Тогда старец сам пошел на утреню, несмотря на то что по болезни ног вообще не мог стоять.
Инок был потрясён подвигом старца и стал ревностно подвизаться
После утрени он пришел в келлию к тому брату и, встав на колени, стал просить пощадить его, немощного, и впредь самому посещать богослужение. От ран в его сапогах скопилась кровь, которая начала выливаться на пол. Инок был потрясён подвигом старца, который в такой болезни заботился о его спасении, и стал ревностно подвизаться.
Преподобный Антоний управлял Черноостровским монастырем 14 лет. Несмотря на тяжелую болезнь, он был вынужден сам ездить в Москву на сбор пожертвований в пользу обители. Стараниями старца был освящен Преображенский придельный храм, а в 1843-м году был закончен и освящен Никольский собор, ставший еще и памятником героям Отечественной войны 1812 года.
В 1845-м году за труды на благо обители преподобный Антоний был награжден золотым наперсным крестом. Он пользовался любовью и уважением святителя Филарета (Дроздова), Митрополита Московского, который часто приглашал его к сослужению.
Больной старец неоднократно просил уволить его на покой, но лишь в 1853-м году, по ходатайству святителя Филарета, эта просьба была выполнена, и старец вернулся в родной скит Оптиной пустыни.
Ныне преподобный Антоний покоится в Казанском соборе Оптиной пустыни рядом с любимым братом и духовным отцом, преподобным Моисеем. В 1996-м году оба были причислены к лику местночтимых святых в Соборе Оптинских старцев. Прославлены Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания.
После преподобного Антония настоятелем монастыря стал архимандрит Никодим (в миру Николай Петрович Демутье) (1799–1864). Он происходил из потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии, в юности учился в Морском Кадетском Корпусе, затем служил морским офицером в Черноморском флоте и дослужился до капитанского чина.
Военной карьере Николай Петрович предпочел монашеский путь и, сменив офицерский мундир на подрясник, стал в 34 года послушником Площанской Богородицкой пустыни. Здесь познакомился с будущим Оптинским старцем Макарием (Ивановым), которого полюбил от души, как уже опытного духовного наставника.
Но через год отец Макарий перешел в Оптину пустынь, а Николай Петрович – в Троице-Сергиеву пустынь под Петербургом, где настоятелем был архимандрит Игнатий (Брянчанинов).
Через некоторое время Николай Петрович затосковал по духовному руководству старца Макария и попросил у настоятеля о переводе в скит Оптиной пустыни, куда и приехал в 1836-м году.
Четыре долгих года подвизался бывший морской офицер в Оптиной как простой послушник, а затем началась его новая жизнь уже в монашеском чине – не стало больше мирского Николая Петровича, и на свет родился монах Никодим. В 1940-м году он был пострижен в Оптиной в монашество, через 2 года рукоположен во иеродиакона, а затем в иеромонаха.
Почти сразу после рукоположения иеромонах Никодим был назначен Преосвященным Николаем настоятелем в Мещовский Георгиевский монастырь. Через несколько лет новый настоятель привел обитель в лучшее против прежнего устройство, как во внешнем, так и во внутреннем отношении. При нем количество братии возросло почти вдвое – с 17 до 30 человек. За большие труды отец Никодим был посвящен в сан игумена.
В это время его Оптинский духовный друг, старец Антоний, управлял нашим Черноостровским монастырем и уже давно просился по болезни на покой в Оптинский скит. Когда его наконец отпустили, отец Никодим был назначен настоятелем в Черноостровскую обитель, которой и управлял с 1853 по 1862 год. В нашем монастыре игумен Никодим был возведен в сан архимандрита и получил орден Святой Анны 3-й степени.
В житии архимандрита Никодима говорится, что он в отношении братии
«держал себя не как начальник, а как старший брат; в отношении к архипастырю как послушнейший сын, в отношении к старцам, опытным в духовной жизни, и в особенности к великому старцу отцу Макарию, как покорный и преданный во всем ученик...».
В житии также говорилось про отца Никодима, что он, уже будучи настоятелем большого монастыря,
«часто сам выметал пыль из своей келии... всегда сам для себя ставил самовар, поставлял и убирал чайную посуду и нередко ходил в дубленом полушубке и в лаптях. Среди занятий по управлению монастырем он часто думал об уединенной жизни...».
В 1859-м году к отцу Никодиму обратился помещик Малоярословецкого уезда, отставной майор Федор Максимович Максимов. Он рассказал о том, что сам был участником битвы 1812 года в Малоярославце, получил ранение и стал свидетелем геройской гибели многих своих боевых товарищей. Отставной майор предложил рядом с местом их упокоения поставить каменную часовню в честь Святого великомученика Георгия Победоносца, а при часовне построить теплую келлию для иноков, которые читали бы здесь Неусыпаемую Псалтирь за упокой павших воинов.
Часовню построили и освятили, причем майор Максимов внес денежный вклад на строительство. Архимандрит Никодим установил традицию ежегодно, в день битвы, совершать крестный ход из монастыря и всех городских церквей к этой часовне для панихиды по убиенным воинам.
Есть сведения, что отца Никодима собирались назначить настоятелем Оптиной пустыни, но он очень желал подвизаться уединенной монашеской жизнью, к тому же его здоровье, и прежде не богатырское, стало сильно ухудшаться.
В 1862-м году, за 2 года до своей смерти, по своему прошению, архимандрит Никодим был уволен на покой в нашем же монастыре. Он уединился для молитвы и духовного чтения и покидал келлию только ради богослужения.
За несколько дней до кончины новый настоятель, игумен Пафнутий, постриг его в схиму с именем Николай. Перед смертью схиархимандрит Николай неоднократно причащался, последний раз – за два часа до блаженной кончины.
После отца Никодима настоятелем стал иеромонах Пафнутий (в миру Пётр Мартинович Бонч-Осмоловский). Он был родом из города Глухова Черниговской губернии, принадлежал к старинному и знатному дворянскому роду Бонч-Осмоловских, из которого вышли много генералов, полковников, докторов медицины и других известных людей Российской Империи.
В Оптину пустынь Пётр Мартинович поступил молодым человеком, подвизался там более четверти века, стяжал за эти годы многие духовные дары и был назначен духовником Оптиной и скитоначальником. По свидетельству современников, отец Пафнутий был строгим подвижником.
После назначения новым настоятелем Черноостровского Свято-Никольского монастыря он был возведен в сан игумена и управлял обителью почти 30 лет – с 1862 по 1891 год. Погребен под алтарем храма Всех Святых.
Трудами настоятелей и братии в конце XIX – начале XX века монастырь процветал: здесь неустанно творилась монашеская молитва, работала церковно-приходская школа, а также действовал водопровод, имелась паломническая гостиница, собственная оранжерея, пруд с рыбными садками, небольшой кирпичный завод.
В 1918-м году монастырь был закрыт. Местная Чрезвычайная комиссия произвела несколько обысков, в результате которых было конфисковано все монастырское имущество. Последний настоятель обители, архимандрит Илия, по приказанию властей сделал опись монастырского имущества, из которой следовало, что монастырь владел богатейшим архивом и библиотекой. В настоящее время их судьба неизвестна.
Свято-Никольский собор оставался действующим еще 8 лет – до 1926 года, а затем также был закрыт. В монастыре в разные годы действовали музей, педагогический и библиотечный техникумы, шахматный клуб, общеобразовательная и художественная школы, хлебозавод, строительные организации. Постепенно монастырь пришел в полное запустение. Кроме храмов, сохранился только один корпус, где располагалась художественная школа.
В 1991-м году монастырь был возвращен Церкви – с этого времени начинается новая история нашей любимой обители.
