— Пока ребенок послушный, мама и папа водят его в церковь, причащают. Потом он подрастает и не хочет ходить. Как в этом случае быть?
— Может быть, вы его достали? Так иногда бывает. Я часто вспоминаю мультик о том, как лось хотел спать, а заяц ему то соломки принесет, то еще что-нибудь, а в результате так и не дал прикорнуть. Мы иногда так назойливо пытаемся помочь, что просто достаем человека. Он уже ничего не хочет, ему бы только от нас уйти. Иногда мы слишком рьяно воцерковляем наших детей. Но они подрастают и уже могут отказаться нас слушать. А вообще переходный возраст — это естественное состояние. Не нужно паниковать, нужно проявить еще больше мудрости, терпения, долготерпения. Никогда не нужно укорять детей, иначе они закроются. Когда между нами есть обиды, тогда кончаются отношения. Если дети ведут себя недостойно в храме, значит, это мы их так воспитали. От этого никуда не денешься. Это же наши дети, не с неба же они к нам упали. Если мы будем винить самих себя, нам легче будет простить и понять наших детей. А когда мы ни в коем случае не считаем себя виноватыми, тогда мы начинаем сердиться на детей. А они просто от нас уходят.
— Я не могу делать детям замечания в церкви, ведь я на службе. Но порой сердце переворачивается…
— Выходит, вы на службе не молитесь, а психуете, когда нужно молиться. Как лучше всего воспитывать детей? Пока ребенок маленький, он должен видеть, что мама, уложив его в кроватку, с молитвой совершает поклоны, потом, сидя на краю кроватки, шепчет Иисусову молитву. В первую очередь ребенок должен видеть благие примеры, а не слышать назидательное, а тем более назойливое слово. Я двадцать один год тюрьмами занимаюсь. Казалось бы, хуже заключенных никого нет, но и там есть те, кто исправляется. Я недавно был на Афоне. Там на Каруле живет мой знакомый, бывший заключенный, теперь монах. А до этого он десять лет прожил на Валааме. На все нужно терпение. Можно чего-то добиться, если не терять терпения, не терять веры, запастись любовью. Иногда одно доброе слово может сильнее подействовать, чем десять нравоучений. Не надо сыпать цитатами из святых отцов, из Евангелия. Они детям претят. Ко мне как-то раз пришла одна мама: ее семнадцатилетний сынок собрался уезжать к отцу, в другой город. А там у того уже другая семья. Сын уперся: поеду — и все. Она просит: "Отец Сергий, уговорите его". Как уговорить? Я попросил его съездить со мной по одному делу, и мы о его отъезде вообще не говорили, а всего лишь хорошо и по-доброму общались целый день. И после этого дня добрых отношений я ему как бы вскользь сказал: "Максим, может, не поедешь?" Он говорит: "Не поеду". По-доброму можно многое сделать. И наоборот, когда кончаются добрые отношения, вообще ничего нельзя сделать. Ну и, конечно, не надо злиться и психовать, когда не все получается. Ну, не может в жизни все получаться. Что-то нужно просто терпеть. Терпение — это тоже духовная жизнь. Я бы даже так сказал: терпение — это некая форма молитвы. Нельзя ничего делать, если в вас нет терпения, нет молитвы. И нельзя этим заниматься только теоретически, ничего не получится. Вы ничего не сможете, если у вас нет молитвы. Молитва — это наш дух. Мы все Евангелия знаем, все заповеди знаем, нравственный закон знаем, но ничего не можем. Все говорим: "Я хочу", — и тут же: "Я не могу". Чего в нас нет? Духа нет. А Дух как раз через молитву черпается.
Перед Великим постом у нас было собрание епархии. Я — секретарь епархии. Владыка попросил сказать немножко о духовной жизни. Вот я священникам и говорю: "Батюшки, я хотел бы перед Великим постом заронить в вас такую добрую обеспокоенность, немножко нарушить мирное течение вашей жизни. Казалось бы, все у нас нормально, все делаем хорошо, и такая получается нехорошая успокоенность. А я хочу привнести добрую обеспокоенность. Вот мы, священники, соблюдаем нравственный закон, остаемся верными своим матушкам, не делаем аборты, рожаем детей, растим их, приносим деньги в дом, служим службы, делаем добрые социальные дела, посещаем тюрьмы, детские дома, школы. А что из того, что я перечислил, не могут делать язычники или атеисты?" Все! Я мог бы даже не своими словами, а евангельскими словами Господа сказать: "Когда вы исполнили нравственный закон, что особенного вы сделали? То же самое делают и язычники".
А что не могут делать язычники, безбожники? Молитвы они не могут делать, и именно молитвы Иисусовой, потому что в других религиях молитву тоже знают. Но Христовой молитвы они не знают. Некоторые говорят, что послушание выше поста и молитвы. Но можно привести в пример японских самураев, которые из послушания кишки себе выпускают и умирают. Что бы мы ни брали в пределах нравственного закона, если это не основано на Иисусовой молитве, все рассыпается. Серафим Саровский говорил, что всякое доброе дело, сделанное не Христа ради, не свято. А я бы сказал: не Христа ради, а во Христе. Потому что для некоторых "Христа ради" — это пустая фраза, ведь они не знают Христа, ради Которого следует все делать. Нужно говорить — во Христе, в Духе Святом. Тот же Серафим Саровский сказал: "Более всего дает благодать молитва; она начало всему, она спутница всего и конец всему". Коммунисты за Родину умирали, за други своя жизнь отдавали, но Царство Небесное не наследовали. Жизнь вечная только во Христе. Христос — жизнь, источник жизни. Одного святителя спросили о том, что будет с католиками, живущими на острове и вообще ничего не знающими о православии? На что он ответил: "Я не знаю, что будет с теми католиками. Бог один знает. Но я знаю, что если я стану католиком, я погибну". Очень опасно понимать православие, христианство только в пределах нравственного закона. Это большая ошибка, ведущая к трагедии. Это даже, я бы сказал, ересь. Без Христа человек не может спастись.
