Живя в миру, не нужно забывать Бога, не нужно терять общение с Ним, – пока не порвана связь, не нарушено богообщение, жива душа человека, хотя бы и впал он в грехи.
Когда же связь порывается, душа умирает. Казалось бы, какое противоречие: душа бессмертна, а я говорю о смерти ее. Поясню примером.
Приезжает ко мне девушка лет девятнадцати, лета еще как будто не старые, а говорит, что жизнь потеряла для нее смысл, так как умер человек, которого она любила всем существом своим. Он умер, и она осталась совсем одна.
– Одна... да в Бога-то веру вы не потеряли?
– Нет, в Бога я верю... Но поймите, он умер, кого я любила больше всего в мире...
И в разговоре выясняется, что «умер» надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, надсмеявшись над ее любовью, бросил ее. Для этой девушки он, действительно, умер, хотя, может быть, они и на улице встречаются, и видит она его.
Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается Богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую умершую душу силен Бог воскресить и спасти.
Была у меня здесь одна девушка из купеческой семьи, обладающей колоссальным состоянием. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, – тогда она оказывается целиком в его руках. И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по летам, но старый по развращенности и порокам своим. И этого человека полюбила она, а он начал с того, что украл у нее веру в Бога. Ведь это так легко: «Кто это видел? Как можно тому верить? Все это суеверные бредни».
Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога
И довел ее до того, что вера стала в ее глазах всего лишь пустым предрассудком невежественных людей. А дальше-дальше он заставил уверовать в законность свободной любви, и развратил ее совершенно, а потом и бросил. Она дошла до такого состояния, что чуть не решилась покончить с собой. Но Бог силен спасти и такую душу, и Он спас ее, так как в душе ее всегда тлела искра стремления к небу, к какому-то, ею самой не сознаваемому идеалу.
Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысли о Боге. Ее развратитель этого не любил, и часто насильно захлопывал крышку рояля, протестуя против этих, как он выражался, «телячьих нежностей». Ему, бурсаку по происхождению, присуща была больше грубость; эта-то грубость вместе с врожденной тоской и стремлением к Богу, которое жило в душе девушки, и спасло ее – теперь она спасена. Приехала она сюда, обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека. Вот этой-то искоркой стремления к богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее.
Лучшие наши писатели стремились к Богу, хотя теперь как-то забыли об этом; студенчество сейчас ничего не читает и не имеет понятия ни о Шекспире, ни о Пушкине. А эти писатели могли бы поднять их от будничной серой обыденной жизни и привести к Богу. Впрочем, надо сказать, что такое чтение, хотя и может довести до мысли о Небе, но ведет оно, так сказать, окольными путями. Лучше же избрать прямой путь, который перед нами открыт. Лучше читать творения святых отцов Церкви, Жития святых.
Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в рай, то ей самой нестерпимо бы было там, и она стремилась бы уйти оттуда.
Действительно, каково немилосердной быть среди милостивых, блудной среди целомудренных, злобной среди любвеобильных и т.д.?
Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Неловко он себя чувствовал: и с ножом, и с вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, видит – нехорошо, другие соседи не подвязывают, положил на колени, а она предательски на пол соскользнула, пришлось нагибаться и поднимать с пола. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал, как к ним приступить.
Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых
Весь обед сидел он как на иголках, только и мечтал, когда же все кончится. Все же остальные вели себя как дома, все блюда отведали, весело разговаривали, смеялись. Наконец обед кончается; после десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собою. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусно показалось – вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать рот, и никто эту воду не пил. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских обедах.
Если уж на земле так неприятно быть не в своем обществе, то тем более – на Небе.
С.А. Нилус написал книгу о кончине мира. Она очень быстро идет. Уже все издание распродано, и приступают к новому. Дело издания этой книги поручено двум купцам. Один из них имеет огромное богатство, – он поставляет зелень не только в России, но и за границей. Недавно они были у меня.
– Ну, – спрашиваю, – как идет книга?
– Книга-то идет хорошо, только от ее чтения приходим мы в полное уныние.
– Как? – говорю, – вы, верующие люди, и вдруг унываете? Пусть неверы унывают, а вам нет туда пути.
– Как же не унывать, Батюшка, если последнее время, то и торговать не хочется и ничего заводить, все равно всему конец.
Если бы даже кончина мира была, – если ученик отлично подготовился, нужно ему бояться экзамена?
– Да что с вами, ну, если бы даже кончина была, как вы думаете, если ученик отлично подготовился, нужно ему бояться экзамена?
– Чего ему бояться, если хорошо знает предмет?
– Ну, так и вам нечего бояться Страшного Суда. Ведь вы в Бога веруете?
– Конечно, веруем.
– И любите Его, и Он вам дороже всех?
– Истинно, дороже всех.
– Так и не страшитесь. Господь не отринет вас. А о времени пришествия Господня никто не знает, ни ангелы Божии, ни Сын, токмо Отец.
