Записано со слов подруги, попросившей не называть ее имени.
Интернет украл у меня 5 лет.
Да, это одна из сотен и тысяч историй о том, как Интернет-зависимость отняла несколько лет. Со мной было именно так.
Не то, чтобы все было запредельно безнадежно. Не то, чтобы я с головой исчезла в омуте глобальной сети. Нет, я, в принципе, нормально (правда, на ходу) ела, почти нормально спала, училась (правда, уже кое-как), даже выходила изредка на прогулку, но в течение 5 лет все мои интересы были сосредоточены на Интернете, на том, что там происходило, на моих чатах, на форумских спорах, ссорах и разборках, на лайках. Я прыгала от радости, получив один за другим 3 лайка в течение часа, и не заметила, как мама перенесла гипертонический криз. Я плакала, когда завидную роль в форумской игре отдали модератору, а потом случайно узнала, что успели прооперировать кота. Мне становилось стыдно, я кидалась выжимать маме сок, хватала на руки кота. Но затем вспоминала, что не успела ответить на коммент к клипу, и апельсин засыхал, а кот, потыкавшись носом в клавиатуру, уходил дремать на окно.
Я прыгала от радости, получив 3 лайка в течение часа, и не заметила, как мама перенесла гипертонический криз
А год шел за годом. И мне все казалось, что это «так», невинное увлечение, скоро пройдет, но не сейчас, не сейчас, не сейчас. И потом, я же продолжаю учиться. Хуже? Но зато я учусь писать (фики), монтировать (клипы), в конце концов, оттачиваю аналитические способности (в форумских баталиях). Родные вскоре забили тревогу. Сначала осторожно намекали на формирующуюся зависимость. Затем пытались оттащить от компьютера. Я хитрила. Сидела за общим столом, нахваливала пирожки, ходила гулять, любовалась Патриаршими прудами, ездила на дачу, дышала черемухой. Собирала яблоки, смеялась, а у самой дрожали руки при мысли о том, что вот еще полчаса-час, и я буду свободна наконец от них всех, от этого всего, свободна. И ринусь к компьютеру. Я действительно мчалась, перепрыгивая через ступеньки, к своему кабинету, столу, мерцающему экрану, нажимала кнопки, и все, что было по эту сторону экрана, теряло краски, звуки и реальность.
Шли годы, осень наступала как-то чересчур быстро, сразу за весной, а снег выпадал отчего-то (казалось) в июле. Я-таки поступила в аспирантуру, но диссертацию, разумеется, писать было некогда. 3 года родные верили, что я пишу ее. И еще 2 года ждали, когда наконец назначат мою «защиту».
Меня спасло Причастие. Все интернетные годы я не причащалась, не могла, слишком глубоко сидела во мне страсть. Я понимала, не могла не понимать. что на самом деле «невинное» увлечение называется именно так – страстью, отрывающей от жизни, заполняющей без остатка ум, сердце, душу. И боялась причаститься во осуждение, и одновременно боялась оторвать от себя страсть (тогда казалось, что взамен не останется ничего).
Одновременно у меня развился страх, я ужасно боялась заболеть, ведь если заболею, то отступать будет некогда, придется бежать на Исповедь и, следовательно, обещать оставить свою зависимость. Вот такую я выстроила цепочку, совсем как малолетняя героиня одного английского романа, на вопрос, что нужно сделать, чтобы избежать ада, ответившая: «Не заболеть».
Раз в год я приходила в себя. Это происходило на Страстной неделе. Я откапывала себя из сети, отдирала от компьютерного стола и шла в храм. Я слушала песнопения Страстной и узнавала себя в ее образах. Бесплодная смоковница. Зарывший глубоко в землю талант раб. Дева с угасшим светильником. Все пропустившая, все проспавшая, всюду опоздавшая. Я стояла в уголке и плакала, но уже не уходила. Понимала, что уйти в Страстную будет означать уйти от Самого Христа. А я ведь продолжала верить, что вот-вот, вот прямо на следующей неделе я оборву это «невинное» увлечение, и тогда будет хватать времени, сердца и души на все.
Слова святителя Иннокентия Херсонского из книжечки «Как встретить Пасху» ободряли и утешали:
«И когда, братие, приличнее наблюдать пост, как не в сии дни, когда отнимется Жених душ (Мф. 9, 15), когда Он Сам алчет у бесплодной смоковницы, жаждет на Кресте! Где естественнее слагать тяжесть грехов посредством Исповеди, как не у подножия Креста! В какое время лучше причащаться из Чаши жизни, как не в наступающие дни, когда она подается нам, можно сказать, из рук Самого Господа!»
А потом было Причастие. Я шла домой весенним утром в Великий Четверг. Шла, просто зная, что я – снова часть Церкви. Что я снова вернулась, прощена, принята. Я снова – часть жизни, я снова живу. «Жизнь жительствует» – я ощущала это всем своим существом. Я тихонько улыбалась радости родных и мысленно обещала: «Господи, я уже Тебя не оставлю, не променяю ни на что» (и еще тише шептала: «даже на Инет»). А на 12 Евангелиях повторяла: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем!» И уверяла Христа снова и снова, что теперь останусь с Ним навсегда.
И была Пасха, и Светлая седмица. И затем, в Фомино воскресенье – иногда на день раньше, иногда на два дня позже, – я присаживалась к компьютеру, всегда – с бодрой улыбкой, уверенная, что выйду из сети уже через 10 минут, возьму молитвослов, прочту вечерние молитвы, завтра поедем на дачу, послезавтра мама просила помочь убраться, и еще меня звали на выставку...
Год спустя я стояла в очереди к Исповеди. А за спиной была пустота размером с год. Еще один год.
Так было 5 лет. Я все-таки ходила в церковь каждое воскресенье, не опускала, несмотря ни на что, и каждое воскресенье я физически ощущала голод и пустоту, когда счастливцы шли к Чаше, а я стояла, иногда в двух-трех шагах от нее, протянула бы руку, смогла бы коснуться, и нас разделяла мною же устроенная в собственной душе бездна. Я и мучилась от невозможности ее перешагнуть, и делала ее все глубже и глубже.
Но в конце концов именно этот голод меня и спас. Он – и колоссальное желание вновь ощутить это состояние, когда ты просто идешь домой весенним предпасхальным утром от литургии, и ничего не происходит, ты ощущаешь легкую усталость, и голод, и еще ты просто чувствуешь, что... снова живешь.
Интернет-зависимость прошла, оставив за собой безмерную тоску по бесплодно прошедшим годам
Однажды вечером я просто отключила компьютер, встала у иконы и буквально выкрикнула: «Я больше не могу без Тебя!» (нашла ли позже у владыки Антония эту фразу, или читала раньше и сделала своей молитвой, уже не помню). Причастилась – вне Пасхи и вне поста. Через неделю – снова. Уехала на дачу без компьютера и телефона. Посадила хризантемы. Я могу долго продолжать, как и чем я лечилась, но суть сейчас не в этом. Начало было положено. Интернет-зависимость прошла. Прошла, оставив за собой безмерную тоску по бесплодно прошедшим годам. Они могли бы быть совсем другими. Такими, какими их хотели видеть мои родные. Такими, какими их хотел видеть Бог. Лучшие годы, годы юности, огромного запаса сил, распахнутости души. За эти годы я прожила, действительно прожила, только 10 недель, Страстную и Светлую каждого года.
А еще осталась обида на родных, которые выбрали путь деликатного ожидания, путь молчаливого страдания за моей спиной. Они не хотели давить, не хотели принуждать. Тогда я была им благодарна. Нет, несколько раз они пытались «изъять» у меня компьютер, а я страшно обижалась, плакала: ну, как они не хотят понять, это же просто невинное увлечение, я справлюсь, но сама, сама... И они отступились. А я и правда справилась сама, вот только через 5 лет.
Я не знаю, как было бы лучше. Если бы они не сдались, смогли бы они спасти для меня те годы? Или я распсиховалась бы по полной, рванулась бы от них еще дальше и еще глубже? У меня нет ответа.
Но иногда я мысленно прокручиваю тот, первый год. Мама забирает компьютер, я реву 3 дня и вместе с братом еду купаться на Истру. Возвращаюсь и молча (все еще обижаясь) поедаю мамин пирог с капустой. Злюсь на папу, когда мы вместе вычесываем кота. Осенью сижу на лекции для аспирантов. Переживаю из-за «Введения» диссертации, которое ну никак мне не удается. И не знаю, даже не ведаю, что это такое – сознательно уходить от Христа на 51 неделю в году.
Могло ли так быть? Не знаю и не узнаю. Никогда.
Но, напоминаю я себе, ведь я все же вернулась, все же ожила, ведь принял же и принимает меня Господь. Я вовремя очнулась. Да, у моих сверстниц уже есть семьи, у многих – дети. Но и я еще тоже вполне могу создать семью, жизнь вполне еще может удасться.
Так я утешаю себя. И у меня получается.
Но потом я вспоминаю, как в 12 лет самоуверенно и весело сказала, что уже сил нет слышать фразу о том, что жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
Я же тогда не знала, что она про меня...
