— Тревожно, что ковид закончится, а в церковь так никто и не вернется?
— Вернутся, но возвращение будет не быстрым. Не то чтобы сразу все придут. И возможно, это будут другие люди.
Ко мне в храм сейчас ходит половина совершенно новых, неизвестных мне людей. Записываются, приходят семьями. Я вот только сейчас начинаю запоминать, кого как зовут. Эти люди встали на те пустые места, которые освободили мои прихожане.
— Разве это не хороший знак?
— Да, но я больше 25 лет в этом храме настоятель, и с этими прихожанами, как мне казалось, нас связывало нечто большее, чем праздники, ярмарки и пирожки. То, что называется духовной жизнью, хоть это и высокопарно звучит.
А сейчас я вижу, что всего этого становится все меньше, как будто не интересно больше ничего из себя строить в глазах других людей, быть лучше, чем ты есть на самом деле, изображать из себя благочестивого прихожанина, или доброго христианина, или просто хорошего человека. Какое-то массовое уныние.
— Дело не в том, что мы плохие, а в том, что наша жизнь последнего времени требует замкнутости и разобщенности.
— Действительно, многое изменилось, но в жизни всегда меняются обстоятельства, круг людей, тусовка, место, куда ты едешь отдыхать. Но при этом ты все равно остаешься тем, кто ты есть. А если ты меняешься вместе с декорацией, то где ты сам?
Я очень устал от этой церковной безжизненности. Надо бороться, не давать себе унывать, внутренне соглашаться с разобщенностью, с чем угодно. Но это даже труднее, чем просто пойти на обычную воскресную службу, потому что ты должен это сделать сам. Один. Без опоры на коллективный разум. Коллектив — вообще вещь плохая.
— Как так? Только что мы говорили про эту новую разобщенность, которая мешает людям собираться на службу.
— Да вот в том и дело, что за последнее время церковная соборность и коллективизм стали тождественными понятиями. Это совершенно разное. В коллективе ты никто, у тебя нет ничего своего, только общее. А соборность — когда все вместе, но каждый остается со своей собственной свободой, со своим потенциалом. Соборность — это всегда уважение к чужой личности. А коллективизм — это торжество обезличенности.
Мы привыкли к пионерлагерю, общаге, комсомолу под видом церковности. И вот сейчас этот коллективизм терпит крах, а личностного, христианского, оказывается, не хватает. Потому что очень легко уйти в себя, и тебе никто не нужен.